Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия - Владимир Колотенко

– Стишок так себе, – сказал я.

– Я и не старался.

– А мог бы…

– Тут я не мастак, – сказал Жора.

– Нужно побыстрей строить нашу Пирамиду, – сказал я, – сколько можно топтаться на месте?!. Необходимо действовать, действовать, а не…

Жора прервал меня:

– Стой, стой, – сказал он, – послушай меня. Ты должен усвоить это навсегда: действие – злейший враг мысли, ибо любая самая ничтожная и даже глупая на первый взгляд мысль предполагает отрешение от всего мира движений, всяких там перемещений и достижений успехов, отрешение от мира движений звезд и планет.

Жора прервал свою мысль, посмотрел на меня и продолжал:

– Когда человек думает, он должен остановить бег не только собственной плоти, но и несущегося мимо него мира. Чтобы мысль, пришедшая ему в голову, смогла изменить этот мир. Прошли те времена, когда прогулки по побережью под мерные накаты волн Средиземного моря, создавали мир мыслей для строительства будущего человечества. Я прав?..

– Возможно, – сказал я.

В течение нескольких месяцев мы каждый день обговаривали сложившуюся ситуацию. И решение было принято окончательно: строить! Смешно было даже предполагать, что мы могли от него отказаться. Ведь мы ждали этого момента с таким нетерпением! Отрешившись от химер славословия и отрекшись от всего, что заставляло нас любить жизнь, мы перестали видеть в ней все, что доставляло нам наслаждение и все свои силы устремили на ее спасение. Да! Нужно было безотлагательно действовать, спасать жизнь, спасать… Мы понимали: если не мы, то кто же?!. И если все-таки кто-то, то почему не мы? Вот эти ханжи и невежды, эти прилипалы и живодеры, эти Авловы, Здяки, Чергинцы, Переметчики, Шпуи и Штепы, Шапари и Швондеры, и Шариковы, и швецы… Эта шелушивая шушера, вот эти ублюдки?!.

Нет…

Мы понимали: если не мы, то кто же?!. И если все-таки кто-то, то почему не мы? (Это стало и нашим девизом!).

Как-то я застал Жору с огромной толстой книгой в руках. Грубый темно-вишневый переплет, какие миллионными тиражами издавались в Советском Союзе. Книга, казалось, вдавила Жору в кресло и создавалось впечатление, что теперь ему из него не выбраться до тех пор, пока не будет прочитана последняя страница. Она прочно удерживала своего читателя и, как бы мстила ему за такое запоздалое любопытство к своей величественной персоне.

Я знаю много толстых книг: Библия! Или «Война и мир». Или «Гаргантюа и Пантагрюэль», или «Дон Кихот», или «Словарь русского языка», или «Биология» (Вилли), или, скажем, «Улисс»…

Какую из них он не дочитал?

– Ты еще и книжки читаешь? – с издевкой, на которую способен только самый последний ехидна, спросил Вит.

– К твоему большому стыду я победил не все самые толстые книжки.

– Осилишь ли, а, ста-арик?

Не так давно Вит отпустил усы и бороду и теперь был еще больше похож на Жана Рено-Леона из французской картины про киллера. Если бы Вит был чуть повыше ростом, пошире в плечах, поплотнее в теле и не настолько лыс, он мог играть его двойника. А сейчас у него был такой вид, словно он только что придумал теорию относительности. Жора оторвал взгляд от книжки и, усмехнувшись, неуверенно произнес:

– Вряд ли.

– Что это, неужели Библия?

– Да, – сказал Жора, – наша Библия.

Он закрыл книгу и теперь можно было прочесть огромные золотые буквы на темно-вишневом коленкоре: «Капитал».

– Ух, ты! – произнес Вит.

– Да, – сказал Жора. – Я давно хочу вам сказать, что…

Вит неожиданно прервал Жору:

– Я и сам об этом думаю.

Почувствовав, что Наталья все это время смотрит на меня, я подошел к ней, мол, в чем дело? Я ждал подходящего момента, чтобы сказать Жоре о том, что пора ехать в аэропорт. Мы собирались на день-другой в гости к китайским друзьям.

– … что твой прадед был на верном пути, – продолжал Жора.

– Ска-ажите-ка! Надо ж!..

Жора не замечал ерничания Вита.

– Он строил свою Вавилонскую башню, но не на песке, а на звенящих монетах. И был неплохой экономкой. Если бы он знал, что гены…

– Он был чистым экономистом, – сказала Инна.

– Всего лишь, – с сожалением произнес Вит, – а наша тетя Циля уже сегодня – старший экономист, но и она о генах мало что знает.

Вит всегда упоминал этот бородатый анекдот о тете Циле, когда ему нужно было прекратить всякий спор.

– Но работает не хуже Маркса, – сказала Наталья.

– Издеваешься, – сказал Вит, – В «Капитале» ни-и строчки о генах, даже Энгельс о них ни-игде не упоминает. А ведь его «Диа-алектика природы»…

– Слушайте новый анекдот, – вдруг сказала Вера, – подходит новый русский к старому еврею и говорит: «Папа, дай денег»…

Возникшую паузу снова прерывает ее голос:

– Все, – говорит она очень серьезным тоном и обводит всех внимательным взглядом, – все, – повторяет она еще раз.

Теперь все смеются.

– Вер, сама придумала? – спросил Боб, – it's very well!..

– Да…

Думать ни о чем не хотелось.

– It's o'key!

Я тоже говорил какие-то глупости. Чтобы не молчать.

– Вот вам чистая работа генов, – сказал Руди.

Генная инженерия…

– Да, генная инженерия – это прекрасно, – сказал Жора, – но пришло время и генной экономики.

– Вот-вот, – сказал Вит, почесав бородку, – я так и знал: генная экономика…

Я знал, что Жора давно вынашивал эту мысль. Однажды он попытался пробиться ко мне со своей генной экономикой, но не нашел никакого ответа. Тогда я даже не сообразил, что он имел в виду. Он и не стал разъяснять. Видимо, идея еще не совсем вызрела. И вот он решился.

– Чушь какая-то, – сказала Рая.

– Конечно, – поддержал ее Вит.

Признаюсь, и у меня до сих пор не было ни малейшего представления о Жориной «генной экономике» – что это? Можно ли инъекцией премьер-министру наносом, содержащих по всем признакам совершенный геном, повысить уровень ВВП или снизить цену за баррель нефти? В самом деле: какая-то чушь собачья… И ничего больше. Так я думал тогда. Так думали все, кто впервые услышал это. Никто до сих пор серьезно не воспринимал Жорину «генную экономику». Когда он читал курс своих лекций в Сорбонне, Оксфорде или Массачусетсе, вначале (рассказывал он, улыбаясь) тоже часто встречал недоумение и неприятие: какая еще «генная экономика»? Он терпеливо разъяснял. До тех пор, пока не приходило ясное понимание: теперь-то все it's o'key! Вначале и мы противились. Мы даже слушать не хотели. Поэтому перешли на Дарвина. Или на Мальтуса…