Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак

Своей жизнью Ленин очень убедительно доказал, что для политической победы хороши все средства. Когда это было необходимо, он шел на временные компромиссы с оппонентами и хитростью заставлял их поверить в долговременность обещаний. Когда партии нужны были деньги для продолжения активной борьбы, Ленин не брезговал брать их у врага России – Германии. Известны и резолюции Ленина относительно возобновления набегов на банковский транспорт на Кавказе, призванные пополнить оскудевшие партийные запасы. Печатали большевики и фальшивые деньги, так что изобретательности искрометного ума Владимира Ульянова-Ленина мог бы позавидовать даже маститый ученый.

Что касается людей, то они всегда были для Ленина лишь расходным материалом в борьбе за великие цели, недоступные пониманию обывателя. Подстрекая их к смертельным, иногда заведомо обреченным на провал выступлениям, он, словно религиозный проповедник, гипнотизировал массы, обещая им за издержки борьбы светлое коммунистическое избавление в недалеком будущем. Когда Ленина упрекали, что его агитация в 1905 году стала причиной ненужного кровопролития, он со спокойствием мессии и точностью хирурга описал уроки восстания и призвал быть в будущем еще более решительными.

Не менее удивительным кажется то, что находясь к моменту падения царизма в России в глубокой изоляции, Ленин сумел молниеносно появиться в России и перехватить на себя инициативу. В наиболее критические и двусмысленные моменты своей жизни он демонстрировал максимальную собранность и наивысшую степень решимости. Тех, кто забыл его или перестал верить в его исключительность, он заставил подчиниться, используя всю силу своей магической личности. Массы он принудил слушать себя, ибо к тому времени обладал колоссальным багажом знаний и практического опыта по психологическому воздействию.

Своей непримиримой борьбой и яркими способностями применять радикальные меры и употреблять чрезвычайные решения Ленин обеспечил сотворение новой коммунистической империи, и после его смерти владевшей половиной планеты в течение семидесяти лет. Образ Ленина подвергался и жесточайшей критике, и слепому обожествлению, но один неоспоримый факт сохранит статус-кво – он был человеком-победителем и сумел добиться поставленной перед собой цели, несмотря на допускаемые смертельно опасные для общества и заразные ошибки. Он сумел дать старт невиданному доселе учению, достигшему потрясающих масштабов, и связать все это со своим собственным именем. Для исследователей Ленин останется примером победы воли, неисчерпаемой работоспособности и расчета над, казалось бы, несокрушимыми стенами вековых устоев, и потому его жизнь будет заслуживать пристального внимания наряду с титанами, которым удавалось изменить ход истории.

«Я набираюсь терпения и думаю: всякое несчастье приносит с собой и какое-то благо».

Бетховен, за несколько дней до смерти

Труднее всего было пережить первый год после смерти матери: отец забывался, залитый адским зельем; братья еще не могли позаботиться о себе; долги росли как грибы после дождя… Но Людвиг выдержал этот мрачный тест на раннюю зрелость и сумел не растерять себя. Он ведь с детства более остальных сверстников был самостоятелен. И с раннего детства он умел терпеть и потому тянул свою тяжелую лямку с мрачным, звериным упрямством. Правда, и следующий год оказался не легче: обрушившиеся на Бетховена болезни – тиф и оспа – не подорвали его духа, хотя оставили страшные, неумолимые отпечатки на изможденном теле. Ему было к чему стремиться, и он готов был бороться с судьбой и дальше. Для близких людей молчаливая волчья неукротимость Людвига не осталась незамеченной. В конце концов старшие друзья помогли устроить братьев работать. Молодой Бетховен пошел и на решительные отчаянные шаги: он добился, чтобы половина отцовского жалования выплачивалась лично ему: речь шла уже просто о выживании, и условности морали пришлось отбросить, как сдавливающий горло атавизм. Казалось, самое страшное было позади и можно было подумать о своей судьбе. Он сам принял решение записаться в Боннский университет, осознавая, что не может быть глубокого по внутреннему содержанию музыканта без основательного образования.

Как утопающий хватается за соломинку, так и он цеплялся за любую возможность увеличить свои шансы на успех.

Бетховен боролся отчаянно, словно каждый день был последним днем его жизни, а каждый новый рубеж – последним бастионом. И снова мозг Людвига с неослабевающей силой стала сверлить навязчивая мысль: он должен немедленно вернуться в Вену – к Моцарту! Только там можно было не стоять на месте, а двигаться вперед – к успеху и к славе! Ему нужна была творческая подпитка: свежие мысли, новые идеи – все то, без чего трудно раскрыться даже искрометному таланту.

Имея от рождения завидное здоровье, Людвиг уже в этот период растратил его большую часть: он не раз вспоминал в письмах одышку и растущую меланхолию. Но даже в этот нелегкий период одной частью своего прагматичного мозга Людвиг просчитывал, как уладить домашние дела, а другую упорно готовил создавать новое – такое, чего еще не слышал никто и что заставит трепетать от его окутанных туманом печали, но надрывных и неустанно рвущихся наружу чувств. Часто, охваченный пламенеющей страстью создателя или погружаясь в щемящие раздумья о своей непростой доле, Людвиг давал жизнь новым звуковым фантазиям, безбрежным и обворожительным, постепенно превращающимся в процессе движения его виртуозных рук в пленительные и трогательные картины.

Казалось, всю жизнь Бетховена преследовали неудачи, словно цепь непрерывных испытаний на прочность, каждое из которых оказывалось более сложным, нежели предыдущее. Он не успел приехать в Вену вовремя, хотя едва ли не ежедневно думал о поездке. Моцарта уже не было в живых… Но это не могло остановить его отчаянный пронзительный полет длиной в жизнь. «Почему я пишу? То, что у меня на сердце, должно найти себе выход» – в этом откровении Бетховена большая часть мотивации творчества чувствительных и ущемленных личностей. Но не менее важной составляющей для таких отчаянных и часто отрешенных личностей является творческий способ компенсации своих «мирских проблем»: психических ран, бедности, необразованности и всего схожего – такого, что делает невозможным для них «нормальное» обывательское существование. Чувство «более острой тоски», как однажды метко выразился Торнтон Уайлдер, вытесняет порывы внутреннего голоса наружу, независимо от того, как они могут быть оценены современниками. Великие поэты, музыканты, художники, творцы вообще, развивая свои новаторские идеи, всегда имели дело с собственной личностью, собственными чувствами, собственной самореализацией. Внешний мир служил им лишь обрамлением их действий – душа и их внутренний мир были индифферентны к окружающему. Как правило, они находили умиротворение лишь в тишине природы, в безмолвном созерцании великого и вечного. И это подталкивало к новым вершинам творчества.

Бетховен часто использовал дневник для самовнушения. Доверяя свои ощущения бумаге и перечитывая их, он собирался с духом и начинал активно действовать. Он искал таким образом резервы внутри себя и находил их. Это был бесконечный разговор с самим собой, который всякий раз оканчивался убеждением в том, что надо жить и надо творить…