Реверанс со скальпелем в руке - Тамара Шатохина

что кожа сухая – плохо… закончила я осмотр всё-таки на миноре.

Во время купания собиралась с мыслями. Я и правда хотела всё рассказать Георгию. Мне просто не выжить, запирая внутри себя целую жизнь. Дойдет до того… я с ума сойду, соображая – было или не было? И когда-нибудь могу решить, что не было. Потому что так мне будет легче.

А он выслушает меня, обязательно. Эта его платоническая любовь предполагает хорошее, доброе и даже бережное отношение, он его уже показал. Не высмеет, во всяком случае, скорее пожалеет. И скорую не вызовет по той же причине. А потом я уеду. Или уйду – по обстоятельствам. Даже если он решит, что я слегка или сильно не в себе, напрягаться в моём присутствии ему не придется.

И я рассказала.

С момента пробуждения в той страшной провонявшей постели и до падения с лошади. Не обошлось без слез, не обошлось и без хвастовства – я в подробностях доложила о проведенных мною операциях, их ходе буквально в полевых условиях и последствиях. Он узнал о Дешаме и «недоразумении», как его назвал полковник. О веселом свадебном гулянии на берегу ночной Лу и пасспье – галантном, немного манерном танце со шляпой. О домашних родах и рождении Франсуа, о бале во дворце в Безансоне и крайне толерантном отношении в той Франции к сифилитикам… О цитадели Вобана и Ло. О главной там мужской забаве - фехтовании, шпагах с драгоценными и рабочими эфесами и фарфоровой гончей Франш-Конте… О мучительной смерти Рауля и моей гибели…

Единственное, что не открыла - тайну и беду своего мужа.

Вспоминая мою Францию, я понимала, что успела не просто врасти в ту реальность и принять её, но и полюбить. Любила и сейчас, несмотря на откровенные несуразности, неудобства и даже некоторые несправедливости. До сих пор я оставалась больше француженкой, чем русской. Смердящий смогом мир за окном пугал, пугала скорость техники и общения… Нет, я полностью вспомню всё это и привыкну – понятно. Но, наверное, никогда не перестану ностальгировать по тому моему миру.

В основном Георгий молчал и внимательно слушал, уставившись в одну точку или блуждая невидящим взглядом по кухне. Ближе к концу рассказа мы сидели почти обнявшись, потому что он утешал меня, а я в самые тяжелые моменты тянулась за этим утешением. Иногда он что-то уточнял, например по опию, пенициллину и прививкам. И я отлично понимала – почему? Он медик, и делал те же выводы, что и я – это был иной мир, не наш. Иначе… иначе дальше всё пошло бы иначе. Дешам… с его подачи привили бы всю Францию… история Европы изменилась бы.

К часу ночи я уже охрипла, не помог и теплый чай, и совсем выдохлась. Мальчики, скорее всего, легли спать голодными и невзлюбили меня еще и за это. Неприятно, конечно, но я отлично их понимала. Когда я закончила свой рассказ размышлениями о невнятном смысле такого вот предназначения… или попадания, Георгий взглянул на часы и озабоченно нахмурившись, кивнув мне, извиняясь. Встал и пошел к закрытой кухонной двери – говорили мы с ним на кухне. Я устало откинулась на спинку диванчика, он открыл дверь…

Оба сына сидели на полу широкого кухонного коридора и, похоже, слушали мой рассказ с самого начала и до его конца. Сидели, удобно устроившись на диванных подушках. А худощавый Дато еще и накинул на плечи легкое одеяло. Испуганно вскочили оба - в свободных, ночных уже, скорее всего футболках и просторных домашних штанах.

Я только успела заметить, как поднялись в глубоком вдохе плечи Георгия, напряглись мышцы спины под тесноватой футболкой…

- А с чего вы вдруг решили, что там был другой мир? – опасливо взглянув на отца, успел донести до нас Даниил перед тем, как грянула буря: - Я порылся в нэте… - обернулся он и поднял с пола ноут. Протянул его отцу: - Смотри сам, я не закрывал: Александр Магаллон де ла Марльер, маршал лагерей и армий короля… Он на самом деле жил во Франции. И у него был сын – Франсуа-Луи Магаллон де ла Марльер. И это Ло там тоже есть… только написано иначе - Лодс.

Глава 36

- Маша, - доносилось до меня, как сквозь вату, - ты побелела… прекрати! Помпадур там тоже была и целая свора Людовиков, мать их! Маша, смотри на меня!

- Я в порядке, не надо по лицу… - покрутила я головой, прогоняя морок: - Дайте прийти в себя… Даниил?

- Можно просто Даня, вы правда очень бледная – я еще не видел, чтоб так резко… - напряженно смотрел на меня юноша.

- А меня, наверное, по имени-отчеству? Мария Николаевна Рохлина. Очень бледная? – подрагивал у меня голос, - стресс, волнение… спазм сосудов, очевидно. Мне еще восстанавливаться и восстанавливаться - спотыкаюсь, теряюсь, бледнею… пройдет. Что там еще о Франсуа? Пожалуйста… - умоляюще уставилась я на него.

- Даня, уберите подушки и разогрей ужин, - устанавливал ноут на кухонный стол Георгий, - час ночи, конечно и не время жрать, но голодными вы не уснете. Извините – мы тут увлеклись... И хорошая новость - завтра всем можно выспаться, мне дали отгулы, а у вас каникулы. Маш, сейчас я буду зачитывать частями. Информация есть, самая примитивная, в виде справки, но она есть. Потом можно будет сделать подробный запрос. Куда? Даня выяснит, он лучше ориентируется, даже переписывается с кем-то за бугром. Но вначале выпей вот это, тебе нужно успокоиться во избежание... бледности. Что у нас из еды, Дато?

- Куриный суп с рисом, - отозвался мальчик от плиты.

- Нормально. Суп у тебя крутой, тогда ты на подаче. Даня, шурони по-быстрому в блендере порцию для Маши… примерно чашку, и хлеба нам всем нарежь. А я взгляну, что тут выскочило по запросу, - согласился Шония, протягивая мне мензурку с успокоительным, которое я послушно выпила. Посидела, подождала, пока он просматривал всё, что там выскочило.

- Сейчас… - вздохнув, пощелкал он мышей, - ребята, вы ешьте. Маша, тебе тоже нужно подкрепиться, - и я так же послушно потянула ко рту ложку. Серое, неприглядное на вид жидкое пюре оказалось очень вкусным. Ложка, потом еще… и еще.

- Очень вкусная еда, - уважительно взглянула я на мальчика, - единственное, чего не умеет Франсуа, это готовить. Жаль… зато Андрэ готовит, как Бог. Мужчины в этом сильнее, впечатление – не готовят,