Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Михаил Леонидович Хазин

все эти великие события XX века успешно объясняются с помощью цивилизационной теории Квигли. Согласно этой же теории, эпоха конфликтов может завершиться либо новой волной экспансии (что уже дважды случалось в истории Запада), либо формированием Империи, устанавливающей единые порядки как в центре, так и на периферии, и тем самым закрепляющей господство институтов над вновь возникающими инструментами. После возникновения такой Империи разложение и гибель цивилизации — лишь вопрос времени; он неизбежен, как восход солнца[704].

Конечно же, у читателя сразу возникает вопрос: а как спасти западную цивилизацию? Что нужно делать, чтобы избежать возникновения Империи и начать новую, четвертую по счету экспансию? Квигли не знает ответа; более того, история XX века учит, что «единственно верные ответы» могут оказаться опаснее их отсутствия:

События тридцати лет, с 1914 по 1945 год, показали реальную природу предшествующего поколения, его невежество, чванство и ложные ценности. Две ужасные войны с мировой экономической депрессией между ними обнаружили реальную неспособность человечества контролировать свою жизнь технологиями XIX века, такими как экономическая свобода, материализм, конкуренция, индивидуализм, национализм, насилие и империализм [Quigley, 1966, p. 1310].

Где гарантия, что придуманные в XX веке технологии окажутся полезнее предыдущих? Единственное, что может посоветовать Квигли, — это помнить уроки истории; все остальное в руках читателей, теперь уже знающих о трагическом положении западной цивилизации и надежде на успешное преодоление кризиса.

Читатель. Странное дело, Квигли сначала пишет про «всемирное правительство банкиров», доведшее мир до Великой депрессии, а потом вдруг винит во всем этом какое-то «предыдущее поколение». Как барыши подсчитывать, так банкиры, а как отвечать — так все поколение!

Теоретик. Вы обратили внимание на важный момент в рассуждениях Квигли: на его идеализм. Будучи искренним (то есть честно считающим себя верующим) христианином, Квигли полагал, что и действиями других людей руководят не их личные и групповые интересы, а их вера, например вера в свободу, материализм или насилие[705]. Вот как он описывал причину могущества упомянутых вами банкиров:

Влияние финансового капитализма и международных банкиров на предпринимателей и правительства не было бы таким большим, если бы банкиры не сумели убедить их в правильности «двух аксиом» своей идеологии… что святость частной собственности должна быть защищена двумя средствами: золотым стандартом и независимым от бизнеса и правительств, то есть банковским, контролем над предложением денег [Quigley, 1966, p. 53].

Как видите, для Квигли вполне нормально полагать, что предприниматели и правительства отдают банкам право распоряжаться деньгами только потому, что верят в правильность соответствующих «аксиом». Точно так же под «поколением» он понимает скорее идеи поколения, чем конкретных людей; любой человек с теми же идеями в голове поступил бы на месте банкиров точно так же. Возьмем, к примеру, Франклина Делано Рузвельта:

Президент Рузвельт был фундаментальным ортодоксом в своих убеждениях относительно природы денег… Все 12 лет, когда он сидел в Белом доме, Рузвельт располагал законным правом выпуска бумажных денег, эмитируемых правительством без содействия банков. Но эта возможность ни разу не была использована [Quigley, 1966, p. 534].

По мнению Квигли, Рузвельт принимал решения самостоятельно, исходя из личных экономических убеждений, а вовсе не из интересов группировки, в составе которой он и добился высшей государственной власти. Подобные моменты в книге (а их там хватает) лишь усиливают наше недоумение: как же все-таки Квигли умудрился вместо разных идеологий разглядеть в истории XX века властные группировки?! Ведь рассказ об исторических событиях в духе «Америкой в те годы управляла компания General Motors», да еще иллюстрируемый фразой Чарльза Уилсона «Что хорошо для General Motors, то хорошо и для Америки»[706], ни в коей мере не является описанием властной группировки. Это всего лишь абстрактный пример влияния крупного бизнеса на государственную политику, ничего не сообщающий читателю о конкретных механизмах такого влияния.

Что значит описать властную группировку: 1) указать хотя бы приблизительно время и обстоятельства ее возникновения; 2) перечислить ее участников с указанием места в иерархии группировки; 3) упомянуть основные ресурсы группировки, то есть организации (компании, учреждения, правительства), подконтрольные ее участникам; 4) рассказать хотя бы об одной операции группировки (скоординированных действиях ради достижения понятной цели), оставившей реальный след в истории. Посмотрим, удовлетворяет ли этим критериям описание банкиров, лидеров финансового капитализма, разбросанное по страницам «Трагедии и надежды».

Первое упоминание банковских семейств мы находим уже на 52-й странице книги — «Баринг, Лазард, Эрлангер, Варбург, Шредер… и над всеми — Ротшильд и Морган». Далее Квигли перечисляет психологические особенности всех этих семейств (включая фанатичную склонность к секретности), но ни слова не говорит об отношениях между ними. (Подчиняются ли Варбурги Ротшильду? Кто главнее — Ротшильды или Морганы?) На странице 61 приводятся слова Вальтера Ратенау[707], сказанные им в 1909 году: «Три сотни людей, отлично знающие друг друга, держат в руках судьбу Европы»; имеются в виду все те же банкиры. На странице 62 появляется новый персонаж, директор Банка Англии Норман:

Власть этих интернациональных банкиров достигла своего пика в последнее десятилетие их могущества, в 1919–1931 годах, когда Монтегю Норман и Дж. П. Морган контролировали не только международные финансы, но и международные отношения[708]… The Wall Street Journal 1 ноября 1927 года назвал Нормана «валютным диктатором Европы» [Quigley, 1966, p. 62].

Квигли не находит нужным уточнить, что упомянутый здесь Дж. П. Морган — младший является сыном упоминавшегося ранее (в 1909 году) Дж. П. Моргана (все, что мы знаем о властных группировках, говорит: никакая власть не передается автоматически от отца к сыну). В группировке поменялся лидер (реальный или публичный), но для Квигли это не представляет интереса. Вторым лидером «банкиров» оказывается вдруг наемный менеджер (пусть даже и Банка Англии), которого никто не знал до 1920 года, но Квигли и здесь совершенно не интересно, как это произошло и куда подевалась власть предыдущего европейского лидера (Ротшильда). Возвращаясь к этой теме через 250 страниц, он просто констатирует переход власти от Ротшильда к Морганам:

В этой системе Ротшильд верховодил большую часть XIX века, но в конце столетия его сменил Дж. П. Морган, чей центральный офис располагался в Нью-Йорке, но который всегда действовал так, как если он был в Лондоне (где, собственно, и была основана первоначальная компания Морганов George Peabody and Company). Старый Морган умер в 1913 году, но ему наследовал сын с тем же самым именем (он стажировался в лондонском отделении компании до 1901 года), а после 1924 года ключевые решения принимал главным образом Томас Ламонт[709] [Quigley, 1966, p. 327].

Если верить этой цитате буквально, то в группировке «банкиров» произошла