Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

— Ты видишь, как наш государь справедлив.

И Бенкендорф понял, что в рескрипт фамилия попала не без вмешательства друга. Ну и слава Богу!

Между тем государь отправился через три дня не на Васильевский остров, а на Петербургскую сторону к графу Комаровскому. Там он покинул катер и долго осматривал разрушения, причиненные стихией. Он посетил и Каменный и Аптекарский острова. На Васильевском наводнение причинило не меньше бед. Так же были снесены заборы, мостики через канавы, фонари и будки. Деревянные дома, особенно первые этажи, пострадали чуть ли не сильнее, чем в иных местах. Государь не соизволил встретиться с ним, хотя Бенкендорф не спал ночь и метался из конца в конец, отдавая распоряжения, а в какие-то моменты вместе с солдатами энергично действовал сам, побуждая жителей работать при свете костров.

Но государь не соизволил! И это было обиднее остального. Однако самое тревожное заключалось в отсутствии перспективы. Император ему никогда ничего не прощал и не простит. Более того, он, вероятно, считает, что предоставил Бенкендорфу хороший шанс, назначив начальником Гвардейского генерального штаба, а Бенкендорф не использовал единственную возможность и показал себя излишне мягким и нерешительным — в лучшем случае. В худшем — он сознательно искажал действительное положение дел и с какой-то неясной для императора целью не предпринимал должных усилий при подавлении бунта. Васильчиков не ответил императору в секретной записке на прямо поставленный вопрос — не желал брать греха на душу, не желал, чтобы его окрестили доносчиком, хотя в Петербурге странным образом распространились слухи, что семеновская история не что иное, как результат соперничества между Васильчиковым и Бенкендорфом.

— Соперничества или борьбы? — переспросил он Грибовского, который и сообщил этот слух.

— Именно соперничества.

— А что еще про меня болтают?

— Что вы франкмасон и действуете по поручению франкмасонов.

— Да ну? А не твердят ли, что я английский шпион?

— Английский? Нет. Более к австрийцам склоняют. И оттого с Аракчеевым в раздоре.

Бенкендорф покачал головой. Каждая ложь правду учитывает. Втайне он не разделял взгляд Аракчеева ни на роль армии в обществе, ни на дисциплину, ни на методы муштры. Ему было неприятно слышать, как полковник Шварц издевается над ветеранами и превращает обучение гренадер в гнусную комедию. Сам Бенкендорф никогда не рукоприкладствовал и не представлял себе, как офицер может плюнуть в лицо нижнему чину. Это не по-рыцарски. Когда он осуждал Васильчикова на суде за поспешное смещение Шварца, то имел в виду не одобрение поступков старого аракчеевца, а унижение старшего начальника, который вдобавок представлял в полку особу государя.

Он одобрил приговор Алексея Орлова и сказал:

— Жаль, что при конфирмации смягчат. Я бы его, мерзавца, живым закопал в навоз.

— Ну, через это он прошел, — засмеялся Орлов. — Когда его допрашивали, полковник Сугробов все время воротил нос, утверждая, что от Шварца несет.

Ходили, впрочем недостоверные, слухи, что Шварц прятался от гренадер, обыскивавших его квартиру, в навозной куче.

После воцарения император Александр в специально изданном манифесте в резких выражениях заклеймил деятельность тайной экспедиции. Однако в государстве необходимо было поддерживать порядок, а там, где устанавливается порядок, возрастает роль полиции, особенно тайной. Без полиции никак не обойтись. Полиция имеет свои приемы, и они во всех странах и при всех режимах почти одинаковы. Важна лишь степень жесткости при их применении. В России она была высшей испокон веков. Осведомление, то есть полицейский сыск, предшествовало террористическим действиям, и хорошо, ежели так. Хорошо, когда осведомление не являлось ложным или откровенной клеветой. Палач никогда не выпускал из рук жертву. «Обряд, како обвиненный пытается», созданный в недрах петровской Тайной канцелярии и действовавший на протяжении целого века, император Александр отменил специальным указом от 27 сентября 1801 года. Между тем вскоре был создан Комитет 13 января 1807 года, в задачу которого входило охранение общей безопасности. Членом этого комитета сделали, наряду с деятелями нового царствования — Новосильцевым, Кочубеем, Вязмитиновым и законником князем Лопухиным, — Александра Макарова, преемника пресловутого Шешковского, героя известного поприща екатерининских времен. Комитет образовался на основе предыдущего, имеющего целью сохранение всеобщего спокойствия и тишины граждан и облегчение народного продовольствия. Кроме главнокомандующего в Санкт-Петербурге Вязмитинова и министра юстиции Лопухина в нем заседал и министр внутренних дел Кочубей.

Император Александр сказал генерал-адъютанту Комаровскому:

— Я желаю, чтобы учреждена была la haute police, которой мы еще не имеем и которая необходима в теперешних обстоятельствах. Для составления правил оной назначен будет комитет.

Генерал-адъютанта Комаровского государь ценил и советовался с ним по вопросам, касающимся внутренних дел, назначив в конце концов командиром корпуса внутренней стражи. Полицейский проект Бенкендорфа царь оставил без внимания, впрочем, как и записку о заговорщиках. Не заехав на Васильевский остров после наводнения, после всего того, что Бенкендорф совершил в несчастный день, государь опять подчеркнул свое отношение к тезке. Горько было сознавать, что сердце государя остается закрытым и что никакой преданностью нельзя его тронуть. Через Милорадовича и из других источников Бенкендорф знал с доподлинностью, что к государю поступают сведения с юга о действиях заговорщиков. В Петербург тайно явился унтер-офицер Шервуд — обрусевший англичанин, сын известного мануфактурщика. Шервуд был агентом графа Витта. Приехал в сопровождении фельдъегерского офицера Ланга. Отлучиться с места службы и покинуть третий Украинский уланский полк без разрешения высокого начальства невозможно. Невозможно также без чьей-либо помощи проникнуть к царю. Отец Шервуда в прошлом веке оказывал услуги великому князю Александру и пользовался его покровительством. Он поселился в России в одно время с земляком Яковом Виллие, который добился невероятных успехов в чужой и враждебной стране. Виллие стал главным военно-медицинским инспектором в эпоху сражений с Наполеоном. До 1838 года он был президентом Петербургской медико-хирургической академии и почетным членом столичной академии наук. За два года до смерти благодетеля Виллие основал «Военно-медицинский журнал». Лучшей протекции и придумать нельзя. Донос ловкий и образованный унтер передал через знакомца отца лейб-медика, который собирался сопровождать императорскую чету в Таганрог.

Прежде чем попасть к государю, Шервуду пришлось пройти через кабинет Аракчеева, затем он три дня прожил у генерал-майора Клейнмихеля, начальника штаба военных поселений, и только в самом конце июля его принял в Каменноостровском дворце государь. Беседа состоялась один на один, и речь шла о брожении во второй армии.

Подробностей свидания Бенкендорф, конечно, не знал. Милорадович передал о свершившемся в общих чертах. Бенкендорф закусил губу.

Как же так, Михаил Андреевич? Ведь государю несколько лет, как известны фамилии главных заговорщиков. Да и твоя записная книжка вспухла от доставляемых сведений. Непостижимо! Почему государь не пожелал верить очевидному?