Кембрийский период - Владимир Коваленко

Римлянин уже понял — испытывают нужное ему более всего, и теперь волновался, а волноваться не один час.

А потом были еще раскаленные тигли. Из которых багром доставали форму. Раскрывали. И здесь же начинали ковать еще горячий металл. Богиня предупредила: расплавить это третье железо, «сталь», снова, может не получиться. И только потом закалка. И все-таки это не долгая, изматывающая ковка на выбивание шлаков. Поправить форму, заострить — и листовидные наконечники тяжелых копий готовы! Но отковать все вовремя не сумели. Пришлось раскалять заново, и доводить заготовки уже так.

Что у железа оказалось три лица — удивляло. Но то, что получилась после закалки… Ковать холодной сталь оказалось нельзя. Точить — можно. Правда, трудно и долго. Зато при некотором старании с обычного железа можно было стружку снять. Но самое главное — ее было много. Достаточно много…

Убедившись, что наконечники из этой новой «стали» не хуже железных, Эмилий из Тапса успокоился. Лучше ли, а вот это не главное, главное — чтобы успели. Успеют… Теперь можно было считать другое — и то, что римлянину только что довелось увидеть красными от кузнечного жара, постоянного недосыпа и собственного мелкого почерка глазами, оказалось неожиданно интересно и важно.

Плавка не была греческой. Вообще, все, что натворила базилисса до того, как свалиться, не имело никакого отношения к греко-романской культуре. Кроме нескольких узлов осадной машины, да буковок в ее переводе Нового Завета. Латинских. Зато писано было этой латиницей такое… Смотришь на иное слово и не видишь в нем гласных букв. А они есть! Просто другие. Бой у ворот — увертки да прыжки. Колесница — запряжка римская, но все остальное — или местная старина, или новизна непонятного происхождения. Странный жареный напиток. Это-то откуда? И патриарх ее не узнал. Ошибиться боится. Голос похож, говорит, лица не видел. Особая примета — уши — присутствует. Михаил заверяет — такие уши не перепутаешь. Она? До весны — она! Сына приемного — отличная политика! — назвала славянским именем. Владимир. След? Или взмах лисьего хвоста? И при чем тут славяне? Данники или союзники авар! А многие узлы ее камнемета аварские. И плавка. Такие длинные печи где-то делают… Где? Еще заказала болгарское зерно. Зачем? Урожаи у него не выше. И наконец "Голова грифона". Грифон — это тоже авары. Резидентура? Не выставлялись бы, но удочерили Августину именно под этой крышей. Ясно одно — аварский след проверять придется…

Слуг старых богов следовало убрать. Нион не верила, что от них может быть добро. Хорошо, если согласятся уйти. Если нет — все равно уйдут, только дальше. Анна успела рассказать, что убивать грешно. Неважно. То есть важно, важнее всего. Нион должна быть христианкой. Как Неметона! Но богиня — или, как велят говорить, сида — убивала. Чужих и своих. Уже став христианкой. Значит, и Нион можно. Но так же, как сиде. В тех же случаях. Не можно — нужно. Хотя бы потому, что если ее вдруг примут в рай, дуру кровожадную, а сиду не пустят, то это и будет ад. Потому Луковка расспросила всех-всех. Выяснилось, точно известно, Неметона убивала в бою. Добила смертельно раненого и за это каялась. Не особо истово. Или прятала чувство внутри. Все.

Значит, нужен бой. Нужно, чтобы на Луковку напали. Что ж. Да будет так. Нион набросила на плечи накидку Неметоны. Наглость. Почти святотатство. Но оружие нужно скрыть до поры. А потом, на полах вышиты черные кресты. А в бой следует идти под знаменем. Эта накидка им и станет! Нион вздохнула. Битвы не хотелось. Но настраивать себя нужно на худшее. Тогда лучшее покажется подарком Неметоны. Пророчица вспомнила. Быстро оглянулась. Неловко сложила пальцы, как делала богиня, перекрестилась. И быстрым шагом пошла вниз. В пиршественную залу.

Внизу шумели люди. Гомон бесед, звяканье ножей и вилок. Новая мода с древними корнями. Те, кто ей нужен, на месте. Жаль, не одни. С ними старик-священник. Плохо. Самая сила, самая опасность исходила от него. И сидят беседуют. Мирно. Даже увлеченно. Плохо.

Нион подошла к столику, встала рядом и стала смотреть. Не в глаза — мимо. Как будто все четверо — прозрачные, а там, у дальней стены, происходит интересное. Хороший прием. Сколько раз друиды смотрели мимо пророчицы, а она не могла ответить тем же. А вот теперь…

Пирр взгляд узнал и прочел в нем три важные вещи. Взгляд — подготовка очень неприятного разговора. Главная цель не он. И фурия в детском платье не желает начинать разговор первой. Короткое размышление навело на мысль — не говорить друидам. Зато проследить за противостоянием. И узнать, так ли хороша она в споре, когда за спиной нет головореза с мечом? А заодно и друидов оценить. Дополнительное удовольствие доставляло, что он разобрался в ситуации первым. И теперь следил за реакцией остальных. Седой поднял бровь. И только. Второй повернул голову к гостье и начал ее рассматривать. Да еще пнул под столом третьего, начавшего было рот открывать. Так пнул, что и Пирру досталось. Не сильно. Но подагре хватило — проснулась.

Гляделки продолжались, пока мимо Нион не прошмыгнула Эйлет.

— Посторонись, Луковка! Горячее!

Луковка посторонилась. Вовремя — мимо прошествовала кухонная девчонка с судками. Еще вчера кухонная, а теперь уже ужин подает легату Вилис-Тармонов. А вот у Эйлет пустые руки. Странно…

— Теперь так, — сообщила Эйлет. — Важных персон в городе много, и всех Кейр беседой не удостоит, а мы с сестрами всех обиходить не успеем. Так я поприветствую, для почета, как кровная родня Дэффида. Отрекомендую помощницу, она и будет хлопотать дальше, а я очередную представлять поведу. А иначе хоть разорвись… Ты меня слушаешь? Или витаешь где?

— Витает, — вставил седой, — еще как витает. Ссориться сюда пришла.

— Ссориться? — Нион скромно потупилась. — С чего бы? Как может свет поссориться с тьмой, вода с огнем, корова с травой? Я пришла, чтобы вы ушли. И только.

Пирр только головой ворочал. И не понимал ничего — чужой язык. Но темп и тон разговора уловить мог. От народа к народу, от языка к языку они меняются, и что у одних сойдет за мирную беседу, у других будет означать предшествие кровопролития. Но если за пару дней язык выучить нельзя, то схватить характер можно и куда быстрее. Иной раз и нескольких фраз хватит…

— Но тьма, огонь и трава — они всегда остаются.

— Где-то. Когда-то. Но не здесь и не сейчас. Здесь и сейчас мне хватит. Везде и вечно — забота большей, чем я.

— Но чтобы решить вопрос о "здесь" и "сейчас", нужно понять какая это часть "везде" и "вечно". Присядь. И мы об этом поговорим…

— Я буду стоять. Я не должна смотреть на вас снизу!

Пирр слушал. И сперва с легким злорадством, а потом все с большим удивлением отмечал — разговор выигрывает девочка. Седой друид с самого начала противостоял ей один. Два других… кузнец держал лысого да кряжистого. А тот понемногу закипал — такой человек. Если не дать выпустить из себя лишнее, можно увидеть, как он взорвется. И выглядеть это будет безобразно. Кажется, такой исход их собеседницу устраивает. А седой пытается сбивать страсти — но ему не хватает времени. На взвешенные слова его нужно больше. Тушить труднее, чем поджигать.