Лиза из Ламбета. Карусель - Сомерсет Уильям Моэм

зло этому бедному созданию? Она всегда будет между нами со своими слезами и печалями. Говорю вам: я не смогу этого вынести. Пощадите меня, если вы хоть немного меня любите.

Он не ответил, и она, судорожно вздохнув, продолжила:

— Я знаю, всегда лучше выполнять свой долг. Ради меня, мой дорогой, идите к своей жене и никогда не позвольте ей узнать, что вы любите меня. Именно потому, что мы сильнее ее, мы и должны пожертвовать собой.

Его охватило глубочайшее уныние, и в комнате воцарилась тишина. Наконец он отпустил ее руку.

— Я больше не знаю, что хорошо, а что плохо. Такое ощущение, что все перемешалось. Это очень тяжело.

— Это не менее тяжело для меня, Бэзил.

— Тогда до свидания. — Он был убит горем. — Осмелюсь сказать, вы правы, и, вероятно, я лишь сделал бы вас очень несчастной.

— До свидания, мой дорогой.

Она встала и дала ему обе руки, а он наклонился и поцеловал их. Она с трудом терпела эту боль, и, когда он повернулся и направился к двери, вся решительность покинула ее. Она не могла допустить, чтобы он ушел прямо сейчас, такой отчужденный и расстроенный. Она подумала, что, вероятно, видит его в последний раз, и долго сдерживаемая страсть охватила ее, и вдруг стало ясно, что ничто не имеет значения, кроме любви.

— Не уходите, Бэзил! — воскликнула она. — Не уходите!

С радостным возгласом он повернулся, и она оказалась в его объятиях. Он целовал ее исступленно, он целовал ее губы, ее глаза и волосы. А она рыдала со всей неистовостью раздиравших ее желаний. Теперь ее ничто не волновало. Даже если бы исчезло все вокруг, а небеса низверглись на землю, ничто в мире не имело значения, кроме этого божественного безумия.

— О, это невыносимо! — простонала она. — Я не хочу терять вас, Бэзил, скажите, что любите меня.

— Да, да. Люблю вас всем сердцем и всей душой.

Он снова припал к ее губам, и она едва не потеряла сознание от наслаждения. Она упала в объятия его сильных рук и почувствовала, что в них могла бы умереть счастливой.

— О, Бэзил, мне нужна ваша любовь! Мне так сильно нужна ваша любовь!

— Теперь ничто не разлучит нас. Вы моя навеки.

Он провел пальцами по ее лицу, его глаза горели. Она с ликованием встречала его пылкую страсть, гордясь, что мужчина может впасть в такое безумие из-за нее.

— Скажите еще раз, что любите меня, — прошептала она.

— О, Хильда, Хильда, наконец-то! Мы отправимся в такое место, где вся земля говорит лишь о любви и где лишь любовь, молодость и красота что-то значат.

— Давайте отправимся туда, где мы всегда сможем быть вместе. У нас так мало времени. Давайте украдем у жизни все счастье, которое только можно.

Он поцеловал ее снова, а она заплакала от счастья. Они как сумасшедшие говорили о своей любви и былых муках, строили рискованные планы на будущее, забывая обо всем, кроме своей страсти. В тот момент существовало лишь настоящее, и они недоумевали, как могли так долго жить друг без друга. Она с восторгом сжала его руки, когда он сказал, что теперь ничто не может разлучить их, ведь они принадлежат друг другу отныне и навсегда. И даже если они потеряли свои души, это не играло никакой роли, ведь они обрели целый мир. Но вдруг Хильда вскочила:

— Осторожнее! Кто-то идет.

Едва она успела это произнести, как появился дворецкий, вслед за которым тут же вошла Дженни. Бэзил издал изумленный возглас. Слуга закрыл дверь, и на мгновение, смутившись, Хильда лишилась дара речи. Бэзил пришел в себя первым:

— Я думаю, вы знаете мою жену, миссис Мюррей.

— О да, я ее знаю. Не нужно меня представлять, — прогремела Дженни со злостью в голосе. Она быстро подошла к Хильде: — Я пришла за своим мужем.

— Дженни, что ты говоришь? — воскликнул Бэзил, предвидя, что назревает отвратительная сцена. Он повернулся к Хильде: — Вы не могли бы оставить нас одних?

— Нет, я хочу поговорить с вами, — перебила Дженни. — Не надо кормить меня этими вашими светскими уловками. Я пришла сюда говорить откровенно. Наконец я вас поймала. Вы пытаетесь отнять у меня мужа.

— Потише, Дженни. Ты сошла с ума? Ради Бога, оставьте нас, миссис Мюррей! Она оскорбит вас.

— Ты думаешь о ней, ты не думаешь обо мне. Тебе все равно, как сильно я мучаюсь, — не отступала Дженни.

Бэзил взял жену под руку, пытаясь увести, но она с яростью оттолкнула его. А Хильда стояла перед ней, бледная и пристыженная: внезапное вторжение показало ей всю уродливую омерзительность того, что она собиралась совершить, и она была в ужасе. Хильда сделала знак Бэзилу, чтобы он позволил жене говорить.

— Вы крадете у меня мужа! — воскликнула Дженни угрожающим тоном. — О, вы… — Она подбирала слова, которые прозвучали бы достаточно резко, и дрожала от бессильной ярости. — Вы порочная женщина!

Хильда заставила себя заговорить:

— Я не хочу, чтобы вы были несчастны, миссис Кент. Если вам угодно, я пообещаю никогда больше не видеться с вашим мужем.

— Много толку с ваших обещаний! Я ни одному слову вашему не поверю. Я знаю, каковы светские дамы. Мы в Сити все про них знаем.

Бэзил шагнул вперед и еще раз попросил Хильду оставить их одних. Он открыл дверь, и в его глазах читалась такая мольба, что она не смогла остаться. Но, даже отводя глаза, она чувствовала, как он молчаливо уговаривает ее не расстраиваться из-за этой отвратительной грязной сцены, которую устроила его жена.

— Она меня испугалась, — свирепо прошипела Дженни. — У нее не хватит смелости бороться со мной.

Бэзил закрыл дверь и повернулся к жене. Он побледнел от ярости, но ей было все равно.

— Что ты хотела показать, когда заявилась сюда и повела себя подобным образом? — гневно воскликнул он. — Ты вообще не имела права приходить. Что тебе нужно?

— Мне нужен ты. Думаешь, я не догадывалась о том, что происходит? Я ждала у подъезда много часов. Видела, как люди заходят и выходят, и наконец я узнала, что вы остались вдвоем.

— Как ты узнала?

— Я дала дворецкому соверен, и он сказал мне.

Ледяная дрожь отвращения пробежала по спине Бэзила, и Дженни с горечью рассмеялась, когда увидела глубочайшее презрение на его лице. Потом ей на глаза попалась фотография Бэзила, стоявшая на столе у окна, и, прежде чем он успел остановить ее, она схватила снимок, бросила на пол и жестоко растоптала каблуком.

— Она не имеет права держать здесь твою