Видящий. Лестница в небо - Алексей Федорочев

— Тогда — до завтра? — напомнил князь.

— Несомненно. Честь имею, — попрощался я, продолжив спуск но лестнице.

Выйдя на площадь, вдохнул сырой питерский воздух полной грудью. Чего я там хотел когда-то?.. Свобода, независимость, сильная родина и небо.

Свобода? Абсолютной свободы не бывает, но прятаться мне больше не от кого. Я — уважаемый член общества. Орденоносец. Граф. Граф Васин — звучит дебильно, но только для меня, а в Северном океане бесхозных островов еще много, могу и князем стать, какие мои годы?

Независимость? Та же фигня. Но, пожалуй, в рамках того смысла, что я вкладываю в это понятие, — я независим. А то, что с моей судьбой связаны несколько судеб дорогих мне людей, так разве я хочу от этого избавиться?

Сильная родина? Император не спешит объявлять о найденных запасах алексиума. Отсюда и подписки, и закрытое награждение. Да и не все там гладко с его добычей: сложившаяся за века флора и фауна успешно сопротивляется вторжению человека, регулярно «радуя» Милославского исчезновением его людей. А аномалия с излучением за несколько дней сводит с ума всю технику, независимо от того, используется в ней алексиум или нет. На людей, кстати, длительное пребывание тоже не очень хорошо действует, и с этим всем еще предстоит разбираться местным ученым. Так что нам просто повезло, что недолго пробыли там.

Но даже того количества, что удастся достать, хватит на пинок космической программе, которая здесь полностью зависит от этого экзотического материала. Подстегнется развитие незаселенных территорий. А это значит — оживится экономика, снизится социальная напряженность. Тех же лечебных артефактов появится больше, а значит, еще и медицина шагнет вперед. Перечислять можно долго, плюсов будет много. И я даже рад, что клад достался государству, которое сможет обеспечить его сохранность и потратит это богатство на общее развитие, а не кланам, которые устроили бы грандиозную свару за его обладание. Хотя ехидная жаба иногда напоминает, что двадцать пять процентов могли бы и отдать нашедшим.

А небо? Вон оно, надо мной. Все еще впереди.

Обычно по завершении торжеств император с семьей уезжал на побережье отдохнуть от суеты и набраться сил. Очень часто лишь мысль о предстоящих неделях на закрытой даче позволяла пережить всю тяжесть церемониала без нервных срывов. Но не в этот раз. Семья паковала багаж, а вот самому государю отдыхать не придется.

Поэтому тот, кто смог бы заглянуть этим вечером в кабинет первого лица государства, был бы очень удивлен открывшимся зрелищем: босой император в расстегнутом мундире и с ослабленным ремнем на брюках валялся на диване, задрав ноги на спинку. А рядом в кресле кляксой растекся Тихон Сергеевич. Вольностей в одежде, подобно боссу, он себе позволить не мог, но вот от возможности вытянуть ноги и откинуться на спинку кресла даже этот несгибаемый человек сегодня не мог отказаться.

— Каждый год одно и то же! Вроде и присесть некогда, а набираю к концу три-четыре килограмма! — пожаловался император соратнику.

— Пара недель — и все вернется в норму, — отозвался Тихон Сергеевич, дипломатично не уточняя, что с возрастом часть наеденных за праздники сантиметров все же оседала на августейшей талии.

— Эх! Мои уже завтра в море купаться будут! А мы с тобой, Тихон, так и останемся в этом году зелеными лягушками! Ладно… К отъезду все готово?

— Да. Самолет ждет, проверен. Экипаж готов. Ждем только приказа.

— Вот и хорошо! Провожу завтра своих — и можно будет спокойно делами заняться. Что с перевозкой?

— На сегодняшний день перевезли около десяти тысяч тонн. Об условиях добычи я вам уже докладывал. Один самолет разбился, но груз уже собрали и отправили поездом.

— Диверсия?

— Нет, простая халатность и ошибка пилота. Люди работают на износ, государь.

— И все равно надо поторопиться. Слишком близко к границе. А уральские болота ничем не хуже. Надо же! Веками распространяли сказки про Карелию, считая, что казну увезли восточнее, а оно правдой оказалось!

— Неисповедимы пути господни, — пожал плечами безопасник.

— Аминь! Сколько, думаешь, еще осталось?

— Даже не знаю. Оценить трудно, он по-разному залегает. Но наш новоиспеченный граф уверенно говорил о семистах-восьмистах тысячах тонн. Не знаю уж, откуда у него такие цифры взялись.

— Так уж и не знаешь?

— Расчеты он мне показывал, но почему именно пять процентов? Не один, не два, не три — как у нас в хранилище? Я, конечно, мог бы его спросить со всем тщанием, но зачем?

— Да уж! Начинаю думать, что было что-то такое в этой потемкинской безумной евгенической программе. Хотя… если учесть, что единственный ожидаемый результат у них получился случайно… я бы даже сказал — вопреки всему… Как там, кстати, твой протеже поживает?

— Уехал со всей своей кодлой в Екатеринбург на завод к Потемкину. Налаживают там производство новых двигателей. Но к сентябрю должен вернуться — в академии занятия начнутся, а он вроде не собирался планы менять.

Константин встал и прошелся, наслаждаясь ощущением мягкого ковра под босыми ступнями. От попытки собеседника встать следом он отмахнулся:

— Сиди! Тоже ведь устал! — Благодарный советник не стал отказываться. — А признайся, Тихон, была ведь у тебя мысль потемкинский клан под себя с его помощью загнать? Наверняка та смятая бумажка с Пашкиным прошением где-то у тебя хранится, а?

— И мысль была. И бумажка хранится, — не стал отрицать глава Приказа. — Но теперь думаю, что именно вы были правы, государь, — не упустил возможности польстить боссу опытный царедворец, — чем укоротить Петра и подобных ему, если начнут зарываться, — мы знаем, а этот вольный и гордый птенец… А ваше решение с графским титулом было намного изящнее.

— Вольный и гордый птенец… Надо будет запомнить. Сдается мне, об этой птичке у нас еще не раз разговор зайдет, так что из виду его не упускай! И бумажку все же не выкидывай, мало ли…