Доверие - Пенелопа Дуглас

Я смотрю на эсэмэску, отправленную Мираи четыре часа назад перед посадкой в самолет в аэропорту Лос-Анджелеса.

Ей нельзя сюда. Калеб абсолютно неуправляем. Он наплюет на приличия, напугает ее, и она попытается вытащить меня из этого дома.

Стоя у кровати, опускаю взгляд на свой полупустой чемодан, который начала упаковывать, когда получила сообщение. Поначалу бросила только несколько смен одежды, планируя пару дней провести с Мираи в городском мотеле, лишь бы не пустить ее на пик.

Но потом, не знаю почему, продолжила собирать вещи. Гораздо больше, чем потребуется. Возможно, Джейк правильно поступил, отправившись с мальчиками в бар, чтобы мы отдохнули друг от друга. Возможно, расстояние – это именно то, что нам всем нужно в данный момент. Может, мне стоит уехать домой ненадолго. Существуют текстовые сообщения, электронная почта, «ФейсТайм»… Мы будем поддерживать связь. Я могу сказать, что помогаю Ною обустроиться в моем доме, пока он встречается со спонсорами, и заодно, воспользовавшись шансом, развеюсь. Взгляну на ситуацию со стороны.

Я остановила сборы, осознав, что не вернусь. Если только Калеб лично не приедет за мной.

Готова ли я подвести эту черту?

Сегодня?

Сунув телефон в задний карман, поднимаюсь в спальню Калеба, чтобы забрать все, что может понадобиться мне в ближайшем будущем. За окном сверкает молния. Я включаю свет. Запах дерева, камина и книг теперь кажется родным, потому что я провела в этой комнате бесчисленное количество часов за последние месяцы.

На прикроватном столике лежит старая книга в твердой обложке с карандашом вместо закладки. Открыв ее, смотрю на рисунок, над которым работал Калеб прошлой ночью. Я промываю волосы под душем, и вода струится по верхней части моего тела.

Когда я рассказала, что прочитала некоторые записи из его «дневников», он не обиделся, однако с тех пор ничего нового не писал. Теперь парень только рисует на форзацах.

Я уверила Калеба, что больше не буду читать без его разрешения, но ему, похоже, некомфортно делиться своими мыслями. В чем-то он открылся мне. В чем-то, наоборот, стал более замкнутым.

Взяв карандаш, начинаю писать на чистой странице.

«Ной сказал кое-что пару месяцев назад. Он сказал, что ты – мой первый. Значит, если следовать совету моей матери, я не должна остаться с тобой».

По крыше барабанит дождь, снова вспыхивает молния, следом раздается раскат грома.

«Но в тот момент я не считала тебя первым. Ты оказался тем единственным, с которым я должна провести свою жизнь, ведь мне наконец-то нравилось, какой я стала. Нравилось то, как ты провоцируешь меня, пробуждая желание тебе противостоять. Ты заставил меня научиться требовать.

За это я всегда буду благодарна».

Из-за образовавшегося в горле кома получается делать лишь быстрые поверхностные вздохи.

«Ты сейчас с ними в баре, а я одна в твоей комнате. Я знаю, что должна собирать чемодан, но не хочу. Потому что в период взлетов с тобой так хорошо. Даже хочется, чтобы это никогда не заканчивалось.

Зато в период падений…

Период падений как будто возвращает меня в прошлое. Мне снова девять, и я по-прежнему жду их любви».

Я не могу и дальше довольствоваться подачками. От него я хочу большего.

«Ты не изменишься. И суть в том, что… Я не останусь. Ты не похож на моих родителей. Ты не игнорируешь меня. Но наказываешь, пользуясь той властью, которой обладаешь. Понятия не имею, почему я решила, будто получу от тебя больше. Ведь если ты не разговаривал с Ноем и Джейком в течение семнадцати лет, с чего вдруг заговоришь со мной?

Может, дело в контроле. Это твой способ доминировать над нами. Кто знает, однако своим молчанием ты причиняешь боль.

Хотя мне кажется, что ты любил меня. И я любила тебя. Я принадлежала тебе с той ночи, когда впервые оказалась в твоих руках в мастерской, а ты даже имени моего не знал. Мы прошли тернистый путь, но уже тогда я понимала, что ты – мой единственный».

Подняв глаза к потолку, слушаю звуки грозы. Калеб – это дождь. Страсть, крик. Когда мои волосы липнут к лицу, пока я обвиваю его руками. Когда все происходит спонтанно и громко. Когда я чувствую его каждой клеточкой кожи.

И в то же время он – шепот. Снег, огонь в камине. Когда ты ищешь тепло его тела под одеялом в два часа ночи, пока все остальные обитатели дома спят.

«Помнишь правило трех, о котором я вам рассказывала – вожделение, опыт, любовь? Есть еще одно. О нем мать мне не говорила. Я не уверена, вписывается ли это правило сюда, однако знаю, что оно необходимо.

Мне нужно какое-то время побыть одной, чтобы услышать себя.

Пришла пора слушать».

Моя голова и сердце говорят одно и то же. Мне нужно нечто большее от него. Я оставляю карандаш в книге, закрываю ее и кладу на кровать, после чего тушу светильник.

Закрыв за собой дверь, спускаюсь на второй этаж и отправляю сообщение дяде.

«Я поехала в аэропорт за Мираи».

Ему не обязательно знать, что я решила остановиться с ней в мотеле. В любом случае, это мудрое решение. Пик может вновь занести снегом, и я сомневаюсь, что Джейк и Мираи выдержат изоляцию в непосредственной близости друг от друга.

Бросив туалетные принадлежности в чемодан, закрываю его, несу вниз и ставлю возле двери. Пока надеваю пальто и резиновые сапоги, улавливаю доносящийся из амбара лай собак.

Я подхожу к окну и выглядываю наружу. Гром для них привычное дело. Из-за чего они всполошились?

Дверь конюшни болтается на ветру, внутри горит свет, озаряющий капли дождя, танцующие в грязных лужах. Застегнув свой дождевик, иду в мастерскую, открываю гаражную дверь и выхожу во двор. С визгом бросаюсь бегом к конюшне, потому что мои джинсы мгновенно промокают. Прошмыгнув внутрь, снимаю капюшон.

Дэнни воет, а Джонни подбегает ко мне. Быстро погладив его, слышу Шони, беснующуюся в стойле. Она громко ржет, встает на дыбы, бьет копытами по деревянной двери.

Какого черта?

Я спешу к ней, хватаю лошадь за гриву, притягиваю к себе и глажу по носу.

– Эй, эй, это всего лишь дождь. – Хихикнув, продолжаю хорошенько почесывать ее. – Ты уже давно должна была привыкнуть к грозам.

– Она не грозы боится, – произносит кто-то.

Тирнан

Мое сердце громыхает в груди. Резко обернувшись, замечаю человека в капюшоне, вышедшего из соседнего стойла. Он выпускает облако дыма в воздух, бросает сигарету на цементный пол и растирает ее ботинком.

Лампа на потолке раскачивается вперед-назад из-за ветра, периодически погружая его в тень.