Сын Сумерек и Света - Олег Авраменко

«Вот и хорошо».

Я прервала связь и вновь обратилась к Джоне:

— Артур предупреждён. Теперь будь так любезен, продолжай свой занимательный рассказ. На чём бишь ты остановился?

Некоторое время Джона молчал, покусывая губы.

— Определённо, вы что-то замышляете. Но что? — Он вздохнул. — Ладно, чёрт с вами. Продолжу. Когда Александр узнал, что я сын Артура, его первым порывом было прикончить меня. Но затем, увидев, как сильно я ненавижу отца, он изменил своё решение. В голову ему взбрела более забавная идея — подсунуть сына своего ненавистного братца израильтянам в качестве члена их королевской семьи.

— И как он это провернул? — спросила я, решив вмешиваться в рассказ Джоны при любом удобном случае, чтобы хоть немного оттянуть время. — Как ему удалось выдать тебя за сына Исайи?

— Благодаря чистому совпадению. Дело в том, что у Исайи действительно был сын, рождённый от простой смертной на Земле Аврелия.

— Он знал о нём?

— Конечно, нет. Иначе привёл бы его в свой Дом. Судя по всему, ребёнок родился уже после его смерти.

— И что с ними случилось? Я имею в виду настоящего сына Исайи и его мать.

— Они умерли. Их убили крестоносцы Александра после взятия тамошнего Иерусалима.

— А как Александр узнал, что убитый ребёнок был сыном Исайи?

— По фамильным драгоценностям, которыми Исайя щедро одаривал свою любовницу. Видно, он был от неё без ума.

— Но это ещё не значит, что ребёнок был сыном Исайи, — заметила я.

— Чёрт тебя подери, Бренда! — разозлился Джона. — Какое имеет значение, был ли этот ребёнок сыном Исайи или самого Навуходоносора, главное — подарки. Они были сделаны по его личному заказу в Доме Израилевом, при помощи магических технологий и имели клеймо королевской ювелирной мастерской.

— Значит, Александр использовал эти вещицы, чтобы выдать тебя за сына Исайи?

— Вот именно. Он был рад, как дьявол, когда убедился, что я подхожу по группе крови. Разумеется, анализ на структуру ДНК выдал бы меня с головой, однако мы решили рискнуть, положившись на неприятие в Домах каких-либо генетических исследований. Александр поселил меня на Земле Без Арафата, которую часто посещали дети Израиля, снабдил легендой и научил некоторым нехитрым фокусам. В соответствии с нашим планом я немного выждал, приспособился к новым условиям, затем устроился работать в цирке иллюзионистом. Ясное дело, на меня вскоре обратили внимание и обнаружили, что я непробуждённый колдун.

— И тогда ты рассказал вымышленную историю о своих родителях?

— Никакой истории. Александру ума не занимать. Он прекрасно понимал, что чем больше будет вранья, тем скорее я запутаюсь в подробностях и вызову подозрения. Поэтому я прикинулся круглым сиротой, не помнящим ни отца, ни матери. Дескать, меня воспитывала одна добрая женщина, а после её смерти я скитался по свету, перебивался случайными заработками, время от времени был вынужден продавать драгоценности, возможно фамильные… Вот тут-то всё и началось. По большому счёту, я не выдавал себя за сына Исайи, меня признали таковым. Притом безоговорочно. — Джона ухмыльнулся. — Царь Давид принял меня с распростёртыми объятиями и даже заявил, что я живо напоминаю ему Исайю. До чего люди бывают слепы!

— Ошибаешься, — медленно произнёс Амадис, чьё лицо стало бледным, как полотно. — Ты действительно похож на Исайю — в той же мере, в какой похож на всех нас.

Джона удивлённо воззрился на него:

— О чём ты?

Амадис вздохнул:

— Ты никогда не задавался вопросом, почему я так выделял тебя среди прочих приближённых Рахили? Ведь я считал тебя своим внуком… но на поверку ты оказался моим племянником.

Вслед за этим ошеломляющим заявлением в комнате воцарилось гробовое молчание. Пенелопа отняла от лица руки и растерянно заморгала влажными от слёз ресницами. Морган переводил озадаченный взгляд с Амадиса на Джону и обратно. Дионис почему-то толкнул меня локтем в бок.

«Брат, — мысленно отозвалась я. — Это правда?»

— Чистая правда, — ответил Амадис вслух; голос его дрожал от гнева. — Исайя был моим сыном, а тот ребёнок, которого убили бешенные псы Александра, был мой внук. Жаль, что я так поздно узнал об этом.

В этот момент я поняла, что Александру подписан смертный приговор. Вопреки своему пацифизму и нежеланию иметь дело с оружием, Амадис не успокоится до тех пор, пока не найдёт Александра и не отплатит ему за смерть внука.

Джона попытался с издёвкой рассмеяться, но смех застрял в его горле, и он закашлялся. Ещё десять секунд — ещё два месяца для стремительно взрослеющей Дейдры…

— Ну, и семейка! — обретя наконец дар речи, заговорил Джона. — Сонмище кровосмесителей, развратников и прелюбодеев. Оказывается, при всём своём оголтелом антисемитизме сыновья Света падки на дочерей Израиля. Смех и грех, право!

— Твой цинизм неискренний, Джона, — тихо сказала Пенелопа. — Ты стараешься выглядеть бóльшим негодяем, чем есть на самом деле. Ты насилуешь свою сущность, заставляя себя говорить гадости и совершать преступления. Но это не может продолжаться вечно. Когда-нибудь ты устанешь от собственного притворства, потеряешь контроль над своими чувствами, и тогда возьмёт верх то доброе, что ещё осталось в тебе. Оно спросит: «Ну как, доволен тем, что натворил? Ты счастлив? Да, ты отомстил за свою мать, за её искалеченную жизнь — но на алтарь своего возмездия ты пролил реки крови, из мстителя превратился в палача…»

— Замолчи! — выкрикнул Джона, и его лицо исказила гримаса ярости. — Замолчи, проклятая! Я не хочу тебя слышать!

По всему было видно, что Пенелопа собиралась и дальше обращаться к тому мифическому добру, которое, по её мнению, ещё могло оставаться в этом негодяе. Однако минуты, равные годам, истекли, и наше томительное ожидание закончилось.

На свободном месте между мной и Морганом появился Артур — почти такой же, как прежде, разве что в другой одежде, с другой причёской и с покрытым густым загаром лицом. Вместе с ним, держа его за руку, возникла прелестная девочка-подросток лет одиннадцати, одетая в синие брючки и цветастую рубашку с короткими рукавами. У неё были русые с рыжинкой волосы и бойкие карие глаза, а её милое личико поразительно напоминало лицо Даны.

Артур смерил всех нас тем характерным взглядом, который я про себя называю темпоральным. Это был внимательный, напряжённый, сосредоточенный взгляд человека, стремящегося согласовать своё субъективное восприятие времени с объективной реальностью ситуации.

«Бренда, сестричка! Я так соскучился по тебе!»

Что я могла ответить на это? Ведь для меня он отсутствовал лишь несколько минут.

— Что здесь происходит? — наконец опомнился Джона. — Кто эта девчонка?