Воин кровавых времен - Р. Скотт Бэккер

По темному коридору им пришлось пробираться на ощупь, касаясь пальцами известняковой стены. Так они добрались до тяжелой двери, из-за которой не выбивалось ни лучика света. Ксинем ухватился за железную щеколду и заколебался.

«Он рядом! Я уверен!»

Ксинем потянул дверь на себя.

Сквозняк, лизнувший разгоряченную кожу, свидетельствовал, что дверь вела в какое-то большое помещение, но тьма по-прежнему была непроницаемой, словно в чудовищной могиле.

Вытянув руку вперед, Ксинем сделал шаг во тьму, шепотом велев остальным следовать за ним.

Чей-то голос расколол тишину, заставив их сердца остановиться.

— Но этого не будет.

Затем — свет, слепящий, жаляще яркий, и замешательство. Ксинем выхватил меч.

Моргая и щурясь, он сфокусировал взгляд на фигурах, собравшихся вокруг него. Полукруг из дюжины джаврегов, под сине-красными накидками — полный доспех. У шестерых — взведенные арбалеты.

Ошеломленный Ксинем опустил отцовский меч; мысли его судорожно метались.

«Мы погибли…»

За джаврегами стояли три Багряных мага. Одного они уже видели раньше, второй был очень похож на первого, только борода выкрашена хной. И третий — Ксинем по одному наряду узнал в нем старшего.

По сравнению со своим багряным одеянием этот человек выглядел не просто бледным — он был попросту лишен пигмента. Судя по всему, наркоман, подсевший на чанв. Еще одна небольшая непристойность в дополнение ко всем прочим. На талии у него был широкий синий кушак, а поверх — позолоченный пояс, спускающийся до самого паха под тяжестью подвески, болтающейся между бедер, — змеи, обвившиеся вокруг вороны.

Глаза с красными радужками изучали их, полные болезненного веселья.

Он поцокал языком. Губы его были полупрозрачными, словно утонувшие черви.

«Что-то сделать! Я должен что-то сделать!» Но впервые в жизни Ксинем оказался парализован ужасом.

— Эти штуки, которые вы прихватили для защиты от нас… — сказал колдун-наркоман. — Безделушки. Видите ли, мы способны их чувствовать. Особенно когда они приближаются. Правда, это ощущение трудно описать… Смахивает на кусок мрамора, положенный на растянутую тонкую ткань. Чем больше мрамора, тем сильнее ткань провисает.

Полупрозрачные веки дрогнули.

— Можно сказать, мы вас унюхали. Ксинем заставил себя говорить вызывающе.

— Где Друз Ахкеймион?

— Неправильный вопрос, друг мой. Я бы на твоем месте спросил: «Что мне делать?»

Ксинем ощутил вспышку праведного гнева.

— Я тебя предупреждаю, колдун. Верни Ахкеймиона.

— Предупреждаешь? Меня?

Странный смех. Щеки колдуна затрепетали, словно жабры.

— Я думаю, лорд маршал, ты очень мало о чем можешь меня предупредить — разве что об ухудшении погоды. Твой принц идет сейчас через бескрайние просторы Кхемемы. Уверяю, ты здесь совершенно один.

— Но я по-прежнему исполняю его приказ.

— Нет, не исполняешь. Ты лишен титула и должности. Но ты, друг мой, в любом случае вторгся в чужие владения. Мы, колдуны, очень серьезно относимся к таким вещам. А приказы принцев нас не волнуют.

Влажный, липкий страх. Ксинем почувствовал, как волосы у него на загривке встали дыбом. Дурацкая вышла ошибка… «Но ведь план сам по себе был верен…» Колдун улыбнулся.

— Вели своим вассалам бросить Безделушки. Конечно, ты тоже можешь бросить свою, лорд маршал… Осторожно.

Ксинем с опаской взглянул на взведенные арбалеты, на джаврегов с каменными лицами, держащих эти арбалеты, и почувствовал, что его жизнь висит на волоске.

— Быстро! — рявкнул маг.

Все три Безделушки плюхнулись на ковер, словно сливы.

— Отлично… Нам нравится коллекционировать хоры. Всегда приятно знать, где они находятся…

А потом колдун пробормотал нечто такое, отчего его красные глаза превратились в два солнца.

Удар жара швырнул Ксинема на колени. Он услышал пронзительный крик…

Пронзительные крики Динха и Зенкаппы.

Когда он обернулся, Динх уже упал — груда обугленных останков и слепящее белое пламя. Зенкаппа же бился и продолжал кричать, заключенный в столб огня. Он сделал два шага по темному коридору и рухнул на пол. Пронзительный крик стих, сменившись потрескиванием горящего жира.

Стоящий на коленях Ксинем смотрел на два костра. Сам того не осознавая, он заткнул уши.

«Мой путь…»

Сильные руки в латных перчатках схватили Ксинема, прижали, не позволяя подняться с колен. Его рывком развернули лицом к колдуну. Тот подошел очень близко, настолько близко, что маршал чувствовал запах айнонских благовоний.

— Наши люди сообщили, — произнес колдун тоном, намекающим на вещи, о которых вежливые люди не упоминают, — что ты лучший друг Ахкеймиона еще с тех времен, когда вы оба были наставниками Пройаса.

Ксинем только и мог, что смотреть на колдуна, словно человек, которому никак не удается проснуться и стряхнуть с себя кошмар. По его широким щекам ручьями текли слезы.

«Я снова подвел тебя, Акка».

— Видишь ли, лорд маршал, мы боимся, что Друз Ахкеймион лжет нам. Сперва мы посмотрим, насколько то, что он говорил тебе, соотносится с тем, что он говорит нам. А потом посмотрим, что он ценит больше, Гнозис или лучшего друга. Если для него знание дороже жизни и любви…

Колдун с полупрозрачным лицом умолк, как будто ему в голову внезапно пришла восхитительная мысль.

— Ты благочестивый человек, маршал. Ты уже знаешь, что значит быть инструментом истины, не так ли?

Да. Он это знал.

Быть инструментом истины — это означает страдать.

Груды битого камня, угнездившиеся среди пепла.

Изувеченные стены, окруженные обломками, — беспорядочные линии на фоне ночного неба.

Трещины ветвятся, словно тянутся за ускользающим солнцем.

Разбитые колонны, залитые лунным светом.

Обожженный камень.

Библиотека давно умерших сареотов, разрушенная из-за алчности Багряных адептов.

Тишина, если не считать негромкого скребущего звука, как будто скучающий ребенок играет с ложкой.

Долго ли оно пряталось, словно крыса в норе, ползло по запутанным галереям, образованным нагромождениями цемента и камня? Мимо погребенных книг, почерневших и покоробившихся от огня, а однажды — мимо безжизненной человеческой руки. По крохотной шахте, где вместо руды — обломки знаний. Вверх, всегда только вверх, копая, пробираясь, проползая. Как долго? Дни? Недели?

Оно имело смутное представление о времени.

Оно проложило себе путь через изорванные страницы, придавленные массивными каменными плитами. Оно отодвинуло в сторону обломок кирпича размером с ладонь и подняло шелковое лицо к звездам. Потом принялось взбираться наверх и в конце концов затащило свое кукольное тельце на вершину руин.