«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона: Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота - Елена Смилянская

До того как я получил это письмо, я определенно решил отправиться на Лемнос с моей эскадрой, но ожидал возвращения «Надежды» и «Св. Павла», так как услышал перед тем, что форт находился на дальнем противоположном конце острова и не был связан с гаванью. Тут же я прочитал и письмо от графа Эффингема, сообщавшего мне, что он предлагал штурмовать форт примерно с 40 англичанами и 60 греками при поддержке 200 русских, но что граф [Орлов] не согласился и сказал, что форт не стоит жизни и одного русского. Я, таким образом, заключил, что нет никакой определенности, когда форт может сдаться, особенно потому, что неприятель воспользовался дождем, тогда как до этого дождя русские полагали, что осажденные сдадутся из‐за нехватки воды; в то же время у осажденных был родник, который снабжал их водой, но русские обнаружили его только позднее и затем не давали им брать воду только днем, ночью же осажденные пополняли свои водяные запасы.

Что же касается целесообразности того, чтобы я выпекал хлеб и сушил сухари на Имбросе, я знал, что весьма рискованно отправлять людей, занятых выпечкой хлеба и рубкой дров, за три мили от охраняемого лагеря; их мог в любой момент отрезать от нас неприятель, если я буду вынужден при перемене ветра или другой превратности оставить остров. И при западном ветре я никак не смог бы их забрать, и они не смогли бы покинуть остров, даже если у них были бы шлюпки. К этому острову можно пристать, только когда ветер дует с берега. Поэтому как граф говорил о сохранении людей, так и я склонялся к аналогичному заключению, которое заставило меня самого предпочесть отправиться [на Лемнос] обсудить с ним, как очистить и починить большие корабли, чтобы малые продолжали крейсерство и чтобы вооружить столько лучших греческих судов, сколько покажется правильным, так как неприятель имел теперь только такой вид судов.

Четырех хороших фрегатов графа и двух моих было бы вполне достаточно, чтобы держать пост и часто эти фрегаты отпускать, но, не желая оставить Лемнос без охраны, я оставил на своем посту три корабля: «Саратов», «Не Тронь Меня» и «Надежду»; в пределах видимости был и подходивший туда [фрегат] «Африка». Я приказал большую часть муки перегрузить на борт «Надежды» с приказом по истечении пяти дней после моего отъезда (надеясь быть обратно при необходимости за меньшее время) следовать к Тассо, построить печи и перепечь имевшуюся муку в сухари, нарубить дров для использования другими судами, оставить все свои сухари, за исключением недельного запаса хлеба, на других кораблях. Я был совершенно уверен, что, если бы я послал любой из двух моих линейных кораблей, ни один из них бы не вернулся, а я бы при необходимости смог.

Я оставил следующий приказ с командором Баршем и приготовился к отходу, собравшись взять с собой «Св. Павел», чтобы предложить отправить его в Ливорно или Маон со всеми англичанами, бывшими на флоте. Их всего было 40 человек647, они стали весьма неприязненны к русским, поскольку те со времени победы [при Чесме], если не было опасности, не терпели никакого контроля и не слушали советов лоцманов.

Таким образом, чтобы предотвратить дальнейшие жалобы, я намеревался уволить англичан. Во многих случаях русские плохо к ним относились. Англичане не могли удерживаться от резких выражений по поводу невежественности и малодушия русских и небезосновательно понимали, что если бы не горстка англичан, русские и не нашли бы пути в Средиземное море, и не смогли бы атаковать османов.

Мне следовало бы разузнать, что было за дело с их плохим поведением на Тассо, как сообщил граф, но он опередил меня и приказал капитанам начать разбирательство, и они были наказаны штрафами, чтобы возместить ущерб, нанесенный некоторым грекам, чем греки были удовлетворены648. После расспросов, которые я провел, я нашел, что зачинщиками были русские со «Св. Павла», а именно мичман, которого взяли на борт как владеющего языками. [На поле зачеркнуто:] *Я также приготовил следующее письмо графу Панину, так как граф Орлов посоветовал мне подготовить письма, и я был рад использовать любую возможность познакомить двор в Санкт-Петербурге с моими действиями.*