И телом, и душой - Екатерина Владимирова

Это отмщение. Ему за то, что сделал. За то, что сотворил с ней, своей женщиной. С тем, что он убивал девять лет подряд. И она не простила ему этого. И уже не простит.

Как странно устроена жизнь.

Она устала от него именно тогда, когда он понял, насколько сильно она ему нужна.

Проснувшись, огляделся, будто дезориентированный в пространстве. А в голове бьется спасительная мысль — а, может, это все ему приснилось?

Но нет, не приснилось. Огляделся. Пустая постель, пустая квартира, не слышно шагов… только мертвые часы на стене мерно тикают, отсчитывая его скорую погибель. Без нее. Ведь ее нигде нет!.. И ничего нет, кроме пустоты и одиночества. И вновь рвется в груди боль, гноится рана, не заживает, умирает…

Все как-то смутно и туманно. Утро. Или уже день? Настойчивые звонки на мобильный и домашний, которые он привычно игнорирует. Серые пятна вместо цветных узоров. Надрывающийся шепот вместо громких голосов. В горле зудит, скрежещет, словно наждаком, — он, наверное, вчера сорвал голос. А в груди — зияющая дыра на том месте, где должно быть сердце.

Стоя под холодными струями воды и глотая их губами, будто пытаясь насытиться, он постепенно и не сразу приходил в себя. Накрывшее с головой воспоминания, терзания, страдания, боль, осуждение убивало его и вынуждало себя ненавидеть.

Ее больше нет. Нет рядом с ним. Не будет сегодня, не будет завтра, вообще никогда не будет.

Он сам прогнал ее. Не словами, но действиями. И она ушла. Она не откликалась на зов, не верила клятвам и обещаниям, она не простила и не приняла. В ней умерла надежда.

Запустив пятерню в мокрые волосы, Максим потянул те на себя, до боли, до скрежета зубов, но не отпустил. Виноват, виноват, виноват!.. Опять било в мозг, разъедало его, травило, выворачивало.

Негодяй, подонок, предатель, преступник! Ты никогда не заслуживал этой женщины. А она за что-то тебя любила. Когда-то — любила, уже — не любит. Она ушла. Ты ее не достоин. Ты способен был лишь на то, чтобы убить в ней себя, растоптать и унизить. Ты не способен был на то, чтобы отдавать ей себя так же, как это делала она. Ты не способен был любить ее. Лелеял в себе обиду, боль, предательство, вину?! Но ни разу не спросил — а как жила вместе со всем этим грузом девять лет она, хрупкая, маленькая, одинокая девочка в бушующем мире страстей и разочарований!? Как она не сломалась под гнетом твоей обиды, как перенесла, как… несмотря ни на что, продолжала любить тебя?!

Прикусив губу до крови, Максим наклонил голову вниз, будто задыхаясь. Легкие словно разрывались.

Она его никогда не простит, и будет права. Он не достоин, он не заслужил.

Но неужели все кончено для них? Сейчас?! Вот так — грубо, грязно, пошло, мерзко?!

Неужели он ничего не сделает для того, чтобы… вернуть?… нет, он не имеет на это права, но, может быть, ему удастся все ей объяснить?… Может быть, она согласится его выслушать?… Ему бы только увидеть ее, хоть раз, поговорить…

Глупец. Наивный глупец! Кого ты обманываешь? Себя?! Ты не сможешь «просто поговорить». Ты всегда берешь или все или ничего. Если ты будешь говорить, то лишь для того, чтобы уговорить ее вернуться. Но она… она не вернется к тебе… такому! Извергу, монстру, насильнику.

Струйка крови, коснувшись языка, обдала рот солоноватым привкусом, и Максим поперхнулся.

Вот они — следы его преступления, так рьяно выступившие в нем в доказательство его вины.

И это не закончится. Никогда не закончится. Эта тяжесть, что сковала сердце железными путами, не пройдет. Ей некуда уходить, она останется с ним навсегда…

Когда вышел из душа, впихнув в себя чашку черного кофе без сахара, подошел к телефону, увидел, что пять раз звонили родители. Он не ответил ни на один из звонков. Просто морально не был готов к тому, чтобы разговаривать с ними. Ответил он лишь на восьмой раз, когда, уставшими глазами вновь увидел на дисплее «Мама».

Волнуется, переживает. А что ему ей сказать? Как все объяснить?! Ведь она начнет спрашивать, что случилось. И что ему ей сказать? Оправдываться или проклинать себя, клеймить позором?… Он изнасиловал собственную жену, женщину, которая была… чем-то важным, чем-то догорим для него. Чистый ангел, и он испятнал ее своими грязными руками и нелепыми обвинениями.

И сам теперь оказался повинным во всем.

Но отвечать все же пришлось, и Максим тяжело вздохнул, прежде чем ответить на ее звонок.

— Да, мама? — тихо и вымученно выговорил он.

— Максим!? — взволнованно выкрикнула она в трубку. — Что случилось? Почему ты не подходишь к телефону? Где Лена? Я до нее тоже дозвониться не могу! Что там у вас происходит?!

Максим сильно зажмурился и, не чувствуя губ, выдавил из себя:

— Мам, это долгая история…

— Долгая? — удивилась Лидия Максимовна. — Как долгая?! Пять дней назад все было хорошо! — ее голос сошел до гортанного хриплого стона. — Я Лене звонила, она сказала, что у вас все налаживается!.. Как же?…

Лена сказала, что у них все налаживается. Она так сказала… А он?… Он просто все испортил в одночасье!

Боль пронзила стрелой, руки сжались в кулаки, а на скулах, сдерживая порыв, заходили желваки.

— Мам, — тихо выдавил он из себя, стараясь говорить сдержанно, — давай я приеду и все… объясню? Это не телефонный разговор.

— Что случилось? — надрывным шепотом выговорила та, а потом громче, срываясь: — Что случилось, Максим?! Что ты натворил?!

Его сердце сжимается, в нем бьется его собственная боль, вперемешку с материнской болью, которую он, казалось, тоже чувствует на себе. Она всегда все чувствовала, всегда все знала. И сейчас знает тоже.

— Я солгу, — тихо и спокойно сказал он, — если скажу, что ничего не случилось. Но… это не телефонный разговор, — повторил он более уверенно. — Я приеду к вам… вечером, после работы, и все объясню.

— Где Лена? — с придыханием спросила Лидия. — Что с ней? С ней что-то случилось? Максим, ответь!?

Если бы он знал, Боже, если бы он знал!..

— С ней все в порядке, — проговорил он, а про себя добавил: «Надеюсь». — После работы, мам. Хорошо?

Настойчивость тона его голоса возымела действие.

— Хорошо, — безнадежно выдавила женщина. — Вечером, да? После работы? — уточнила она.

— Да.

Ничего подобного. Ни о какой работе не может быть и речи! У него другие планы.

Как только он попрощался с матерью, то вдруг, спонтанно и неожиданно принял решение. Оно, словно вспышка, взметнулось в его сознании и подожгло фитиль неиспользованных возможностей.

Он не оставит этого. ОН совершил ошибку, значит, ему ее и исправлять.

Начинать нужно было прямо сейчас.

Стремительно одевшись, схватив ключи от машины и, накинув на себя пальто, он решительно выскочил из квартиры, набирая уже знакомый номер.