Комендантский час - Владимир Николаевич Конюхов

то, что видит.

Человек с размаху захлопнул дверь, норовя ударить.

Но Захар уже падал без чувств, успев назвать имя того, кого сам видел мертвым:

— Костлявый, ты-ы!..

6

Мешалкин лишь одну ночь провел у знакомой. На рынке она маркировала товар, и Герман, скуки ради, заигрывал с нею.

Откровенные намеки разбитной бабенки он оставлял без внимания, не желая лишних хлопот.

Но проторчав до ночи в трубе, когда одурачил милицию, вспомнил о приглашении в гости.

Занятый своими мыслями, Герман был не особенно расточителен на любовные ласки. Однако бойкая и не очень разборчивая вдовушка радовалась и этому.

Дождавшись, когда женщина ушла на работу, Мешалкин нахлобучил шляпу ее покойного мужа, нацепил очки и покинул свое нежданное пристанище.

Ближайшая железнодорожная станция находилась за тридцать верст, автостанция, конечно, была под наблюдением.

Покружив по поселку, Герман решил возвратиться.

Под вечер дважды прошелся мимо дома вдовы. Занавески на окнах были раздвинуты… Герман еще больше заподозрил неладное. С какой стати далеко не молодой женщине сумерничать, дожидаясь его?

Двое крепких ребят прогуливались поблизости. У одного под плащом попискивала рация.

Бурый лихорадочно соображал, куда бы приткнуться.

Возле базара встретил примелькавшегося алкаша. Мешалкин с готовностью согласился составить тому компанию.

Распив бутылку в грязной, но теплой котельной, Герман дал кочегару еще на два «пузыря».

Утром, когда пришел сменщик, все началось сначала… Мешалкин лишь делал вид, что пьет, обдумывая, как поступить дальше. Исчезнуть надо было так, чтобы уже не искали.

Ему повезло, что он быстро нашел Захара… Самое страшное пережил, когда нырнул перед несущейся на него баржей и находился под водой, сколько мог выдержать.

Потом, продрогший (плащ с документами он бросил специально), Герман отогревался в избушке охранника, наплев тому бог весть что.

Избушку он выбрал тоже не зря, заранее спрятав неподалеку деньги. Их было не ахти сколько, но вполне хватало, чтобы приобрести ношеную куртку и потертую шапку. В таком виде Герман походил — по собственному определению — на колхозника, вздумавшего перед ледоставом промышлять рыбалкой.

Так он попал на хутор, где еще недавно стояла экспедиция.

Переспав ночь, Герман унес с собой матрац, присмотрев заброшенный домик у озера… Все сходилось с тем описанием, что он запомнил из горестного рассказа Захара.

Один раз Мешалкин повстречал бомжей. Один из них за стакан водки принес рубероид.

Герман, как мог, залатал крышу, приладил замок на двери. Перед тем, как отлучиться, настраивал маленький секрет. По нему нетрудно было определить, заходил ли кто в его отсутствие.

Первая лунная ночь выдалась морозной. Герман ёжился, поглядывая в окно.

Неожиданно мелькнула длинная и какая-то ломаная тень. Пока присматривался, дверь кто-то потянул. Держалась она на крючке, который Герман отыскал среди хлама.

Мешалкин захрапел, изображая спящего.

Утром он отправился в хутор за хлебом и консервами. Когда вернулся, метка оказалась нарушенной.

Под вечер, вооружившись арматурным прутом, спрятался в густом бурьяне.

Как ни странно, но на открытом воздухе было теплее, чем в домике. Герман отщипывал кусочки хлеба и не жевал, а сосал, чтобы лучше слышать.

На другом краю поля вдруг ярко полыхнуло… Герман раскрыл от удивления рот. Свет струился из-под земли разноцветными фонтанчиками, словно обрамляющими широкую аллею. И по этой аллее, как Бог, шествовал человек. Он скрылся в домике, и плотный фиолетово-синий шар возник над крышей.

Мешалкин готов был ущипнуть себя. Внутри шара он различал странное движение, угадывал что-то, похожее на человеческие тела. Потом шар исчез, а над домиком осталось слабое красноватое свечение.

И тут он снова увидел человека, но уже другого. Человек обошел жилище, с силой дернул дверь. Он неожиданности, что она незаперта, едва удержал равновесие.

Дальше случилось непонятное. Мужчина бросился наутек, вихрем промчавшись мимо Германа.

Мешалкин кинулся в домик.

Узнав Рычнева, ничего не испытал, лишь снова подумал: причастен или нет Захар к тому поклёпу, что возвела на него милиция?

Захар же, придя в себя, готов бы снова погрузиться в беспамятство.

Герман не сразу сообразил, почему Рычнев испуганно отмахивается от него, а поняв, засмеялся:

— Не бойся, живой я.

Он дал Захару глоток водки, и тот совсем пришел в себя.

— Костлявый… я сам видел… Он был мертвее мертвых, а теперь разгуливает.

— Померещилось.

— Клянусь, — вытаращил глаза Захар. — Или я сошел с ума, или он привидение.

— Не привидение он. Так чесанул… Куда там нашим рекордсменам! Кто мог быть на самом деле?

— Не знаю.

— А я должен знать! — вспылил Герман. — Черт меня попутал с вами… Сам как тут очутился?

Захар выпалил все, красноречиво жестикулируя.

— Мне кажется, всему причиной луна, — задыхался он от волнения.

— А если бы хмарная погода? — засомневался Мешалкин. — То-то и оно, что не знаешь. Шиш бы с такой иллюминацией прошелся.

Захар обратил внимание на книгу.

— Откуда она здесь? У тебя же не было продолжения.

Герман приподнял половицу, зашарил под нею.

— Кто-то прятал и не пригнал доску как следует.

— Страницы не все.

— Они у меня. Покойник на «перекате» и есть Коченков.

— Я догадывался.

— Тише, — прикрыл дверь Мешалкин. — История с могилами, жутко странная получается.

— Коченков должен был все выяснить.

— Выходит, не успел. Честно говоря, ничего особенного в этой книжке нет… Но почему вокруг нее такая таинственность?

— А сокровища? Я же своими глазами видел.

— В чьих-то руках, — съязвил Герман.

Странный звук, похожий на вой сирены, раздался снаружи.

— Полмесяца здесь околачиваюсь, а такого не слыхивал, — удивился Герман.

— Жаль, дверь нечем закрыть.

— А это что? — Герман вынул из кармана крючок. — Специально снял, чтобы гости без задержки пожаловали.

Подперев дверь еще и черенком лопаты, они улеглись на матрац.

Мешалкин, успокоенно зевнул, сказал мечтательно:

— Кабы разбогател, поселился бы в Журавской. Рай, а не станица. Дон, садочки, воздух.

— Церковь, — добавил Захар.

— И церковь, — отстранился Герман. — Тебе разве смешно?

— Чудно. То у нас атеизм проповедовали, теперь, наоборот, всех в религию обращают.

— Выпендриваются друг перед другом ради моды.

— Сам веришь в Бога?

Герман надолго замолчал, прежде чем ответить.

— Бог от меня не совсем отвернулся. Значит, и я должен верить. И потом, мне деньги нужны для пользы, а уркам, вроде Зубаря, ради потехи.

— За что его убили? — приподнялся на локте Захар.

— Тебе лучше знать, — посуровел Герман. — Из-за тебя и я вляпался.

— Всю жизнь будешь меня корить? — с вызовом спросил Захар.

Мешалкин повернулся к нему всем телом.

— Сколько лет вашей милости цыганка наворожила прожить?.. Уж не до ста ли за лишнюю пятерку… Тебя, чижик, сюда чуть ли не ведьмы вели, а ты берешься загадывать.

— Случайность.

— Сам ты случайность на этом свете.

Захар обреченно