Стертые буквы - Елена Первушина

— Что?!

— Да нет, не подумайте чего! — Рози рассмеялась. — Я про то, что если бы меня сюда на работу взяли, ну при кухне там… или пол мыть. До того мне тут нравится… Я ведь к строгости приучена сызмальства — маменька у меня такая суровая была — ух! Никакого озорства не допускала, во всем порядок любила. И я в нее пошла. Я ведь даже — знаете! — могла бы за другими женщинами присматривать. Ну, чтобы они меж собой не сговоривались, или стражу не подкупали, или еще что. Тут ведь такой народ — глаз да глаз нужен! А я уж все их уловки знаю. Не замолвите за меня словечко?

— Попробую, — Ксанта не сумела сдержать вздох облегчения. На самом деле, ей страх как не хотелось брать к себе в храм эту особу. Рози — рыжая и сопливая розочка — упала на колени и принялась

целовать жрице руки:

— Уж и не знаю, как спасибо вам сказать, благодетельница моя! Правду говорят, мир не без добрых людей, не оставили сироту! Уж и не знаю, как за вас молиться. Одни вы ко мне добры, да еще Чиженька, братик мой родненький, ненаглядный. Вам бы с ним потолковать, может, он поможет за меня со Светлой Дариссой рассчитаться — у него матушка богатая, не моим старикам чета.

— Ну полно, полно, встань, — Ксанта в ужасе попятилась от обнимающих ее рук. — Полно, мне идти нужно. Как твой брат тебя навестит, ты ему скажи, пусть ко мне в храм Тишины зайдет, там и поговорим.

На крыльце тюрьмы Ксанта останавливается, проводит ладонями по лицу, будто снимая липкую паутину, шепчет: «Рози… Рози… Рози… пошла прочь!» — и переводит дух. Перед ней залитая ярким весенним солнцем лежит Венетта: красные черепичные крыши домов, белоснежные стены храмов, пестрота и суета припортового рынка, глянцево-синее море и черные пляшущие на волнах черточки — корабли в гавани.

Ксанта на мгновение раскидывает руки — словно готовясь опереться на воздух и полететь, но вместо этого просто попрочнее скалывает прическу, поправляя в волосах бронзовый гребень с пляшущими черепашками. Затем начинает спускаться по лестнице, бездумно мурлыча под нос незатейливую песенку, которая этой весной у всех на устах:

«Ждут красавицы от нас

точного ответа:

кто достойнее любви,

ласки и привета —

грозный рыцарь, что с мечом

покорил полсвета,

или бесприютный сын

университета?..»

На нижней ступеньке она накидывает на голову простое серое покрывало, чтобы защитить волосы от прямых солнечных лучей, и выходит на ослепительное солнце…

Я очень не люблю дурную и неистребимую писательскую привычку хвастаться своей эрудицией. Поэтому попытайтесь поверить, что это послесловие, а точнее, приложение, появилось на свет по совсем другой причине. Просто мне захотелось «открыть» некоторые спрятанные в тексте цитаты, чтобы у вас, если возникнет такое желание, была возможность познакомиться с оригиналами. Они в высшей степени заслуживают внимания и чрезвычайно интересны для всех, кто хотел бы больше знать об истории мира, в котором живем мы с вами, а не персонажи книг.

Если же получится так, что я приехала в Тулу со своим самоваром и первоисточники известны вам куда лучше, чем мне, вы сможете ощутить законную гордость, что, на мой взгляд, тоже неплохо.

Итак, начнем с названий и эпиграфов.

«О свершении времен» — так называлась проповедь довольно известного средневекового философа, этика и богослова Иоганна Экхарда. Цитата, из которой я вытащила «свершение времен» звучит так: «Когда нет больше времени, это и есть свершение времен. Когда дня больше нет, тогда свершается день… Если бы кто-нибудь обладал искусством и властью стянуть в одно настоящее мгновение время и все, что когда-либо произошло за шесть тысяч лет или еще произойдет до конца мира, это было бы свершением времен. Вот настоящее мгновение вечности: когда душа познает все вещи в Боге такими новыми и свежими и в той же радости, как они чувственно сейчас передо мной. Я прочел в одной книжечке, у одного человека, который мог это доказать: Бог создает мир теперь точно также, как Он делал это в первый день сотворения мира; в этом-то как раз и заключается его богатство». Решайте сами, могут ли эти слова иметь отношение к вам.

Другие названия комментариев, кажется, не требуют — они просто соответствуют содержанию.

Эпиграф к главе «О свершении времен» взят из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха, а именно, из биографии Алкивиада. На мой (и не только мой) взгляд, Алкивиад действительно был изрядным негодяем, и все же Феано, несомненно, по-своему была права.

Довольно интересна богиня, которой служила Феано. Согласно Мифологическому словарю, это или одна из ипостасей Афины, или одна из местных аттических богинь плодородия, чей культ позднее был поглощен культом полисной богини. Имя Агравла означает «по-лебороздная», также ее называли Аглавра — «световоздушная», и Пандроса — «всевлажная» и просто Герса — «роса». Агравла-Аглавра была кормилицей младенца Эрихтония — хтонического божества и одного из первых аттических царей получеловека-полузмея, отпрыска кровосмесительного брака Геи-земли и Гефеста. (Можно предположить, что в более архаичных вариантах мифа Аглавра сама была его матерью). Эрихтонию посвящен храм Эрехтейон на афинском акрополе.

Эпиграф к «Делу о наследстве» из стихотворного сборника петербургской поэтессы и прозаика Натальи Галкиной «Открытка из Хлынова». Если вам по душе магический реализм с петербургским колоритом, от всей души советую вам ее романы «Архипелаг Святого Петра» и «Вилла Рено», а также сборник рассказов «Хатшепсут».

Эпиграф к «Зеленым воротам» — финальная фраза из искрометно-смешного романа Г. К. Честертона «Наполеон Нотингхильский» (это почти что единственная серьезная фраза на весь роман). К сожалению, она есть не во всех переводах.

Отрывки из романа Киури — переработанные тексты из повестей Н. М. Карамзина «Бедная Лиза» и «Наталья, боярская дочь».

Эпиграф к «Стертым буквам» — строчка из стихотворения Бориса Пастернака «Давай ронять слова».

В текст этой части (глава 6) «вписана» скрытая цитата из «Веселых молодцов» Р. Л. Стивенсона — одной из самых страшных и неожиданных историй, какую мне только приходилось читать.

Рассказ Ксанты в главе 24 — это пересказ истории Батской Ткачихи из «Кентерберийских рассказов» Д. Чосера.

Песенка про мельника из главы 30 — довольно распространенная в средневековье баллада, существовавшая во множестве вариантов. Один из них можно найти даже в черновиках А.С. Пушкина: «Воротился ночью мельник».

Нравы и обычаи болотных людей заимствованы из образа жизни многих современных «первобытных» племен. Но в наибольшей мере «предками» болотных людей являются два народа: сахалинские нивхи (у меня была возможность воспользоваться интереснейшей монографией С. Крейповича «Нивхгу») и байга — одно из внекастовых племен Индии, действительно практикующее мотыжное земледелие и являющееся своего рода «экологическим патрулем» центральной Индии.