Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС - Петр Шелест

Теперешнее положение КПЧ и республики в целом довольно сложное, налицо проявление контрреволюционных выступлений. Социал-демократы явно ведут дело к реставрации буржуазной республики. И в связи со всем этим становится обидно и досадно, что нынешнее руководство даже не хочет этого замечать. В своем выступлении т. Дубчек сказал: «У нас нет контрреволюции, мы не отходим от социализма, и мы не согласны с варшавским письмом». Он даже назвал варшавское письмо «бюрократическим сочинением». Больше того, он заявил, что «Варшавское совещание — это ошибка». Тов. Дубчек утверждает, что КПЧ контролирует положение дел в стране. Так ли это на самом деле? Анализ дела показывает другое. Вы разберитесь, не допустите поспешности в оценке истинного положения дел. Вы говорите о нашем якобы одностороннем подходе к оценке положения, что с нашей стороны это нереальный подход и что нет нужды по этим вопросам вести полемику. Нет, тт. Дубчек и Черник, не только надо вести полемику, а надо показать вам всю несостоятельность ваших заявлений и утверждений.

В вашей стране происходит антисоветская истерия, идет сбор подписей против варшавского письма пяти партий, и при этом вы, тов. Дубчек, говорите, что вы не организовывали эти подписи. Если верить вашим заявлениям, то тогда спрашивается, а кто же организатор сбора подписей? Ваши утверждения, что вы не имеете отношения к организации подписей, не соответствуют истинной правде. Вы накануне отъезда на настоящее совещание, 27 июля 1968 года, обращаясь по радио к народу, сделали следующее заявление: «Мы думаем о вашем доверии к нам. Я хочу вас заверить, что мы читаем те резолюции и письма, которые вы нам присылаете и в них единодушно поддерживаете нас. Я заверяю вас, что будем поступать так, чтобы мы могли с чистой совестью встретиться и говорить с вами, ведь мы должны защищать вас. Уважаемые друзья! Ваше доверие дало нам мандат на защиту интересов рабочих, крестьян, интеллигенции…» И это сказано накануне совещания. Спрашивается, от кого вы собираетесь защищать свой народ? Вы говорите о поддержке вас всем народом. Но мы располагаем и другими данными. В вашем же народе высказываются недоумение и возмущение по поводу «акций» сбора подписей. Народ запугивают, говорят, «не подпишешь — попадешь в «консерваторы» со всеми вытекающими последствиями от этого определения». Во всем вашем выступлении вы, тов. Дубчек, старались вбить клин, поссорить нас с братскими партиями, подписавшими варшавское письмо. Не случайно у вас бытует «теория зонтика» — вы, мол, советские, должны нас прикрыть от нападок Польши и ГДР. Разве это партийная постановка вопроса? И при этом вы говорите, что вы интернационалисты. Правда, в вашем выступлении говорится, что вы выполняете свой интернациональный долг, оказываете помощь Вьетнаму. А как же могло быть по-другому? Не может же Советский Союз нести все эти непомерные тяжести! Вы заявляете, что владеете положением, при этом желаемое явно выдаете за действительное. Нет, видно, надобности еще раз говорить о средствах массовой информации, которые почти полностью находятся в руках наших противников. По всем признакам видно, что вы утрачиваете марксистско-ленинский курс. «2000 слов» — это ведь просто контрреволюционное «сочинение», и оно сотнями тысяч издается у вас, а через специальные каналы засылается к нам на Украину. Разве вы не знаете об этих изданиях? И вы говорите, что владеете положением. Как тогда все это понимать?

От вас идет разгул шовинизма, национализма. Ваши «писаки» дошли до того, что в своих листовках требуют пересмотра границ, высказывают претензии на закарпатские земли. И это делается членами КПЧ в научных и учебных заведениях. Как это понимать? Контрреволюция или реваншизм? И с чьего голоса все это подается?

Я участник Дрезденского совещания и могу сопоставить, что за это время изменилось в вашем поведении. Заверения, некоторые признания, обещания — все осталось то же, что и было сказано в Дрездене. Только положение в КПЧ и стране не только не улучшилось, а гораздо осложнилось. Выступления тт. Дубчека и Черника почти ничем не отличаются от дрезденских, только они стали более развязными. Правые используют ваше примиренчество, могут окончательно овладеть массами, и ваша же «общественность» вас и выбросит за борт. Вы можете строго ответить перед историей и народом за свои действия, за отход от принципов марксизма-ленинизма. Товарищ Дубчек и Черник нас убеждают: «Нет ничего страшного. Вы нам верьте, не бойтесь». Что можно сказать на это? Да для вас самих самое страшное и трагичное то, что вы сами все больше и больше не верите этому. Даете свободу, основание и возможность действовать контрреволюционным и империалистическим силам. Империалистические круги спят и видят наши раздоры. Киссинджер заявил: «КПЧ должна стать незаживающей раной на теле Советского Союза». Вот в чем истинное намерение империалистов. Это надо вам всем помнить, в особенности тов. Кригелю». (Здесь Кригель не выдержал и подал голос: «А почему мне? И вообще, почему вы, тов. Шелест, все время смотрите на меня?») Я ответил довольно спокойно: «Вы сами хорошо знаете, тов. Кригель, все, о чем здесь идет речь». И продолжал: «Надо помнить всем, в особенности господам империалистам, что тело Советского Союза здоровое. Если же понадобится, наш народ, партия имеют все возможности и необходимые средства излечить рану, вплоть до операционного вмешательства. Товарищи, подумайте, куда вы идете, чем все это может закончиться. Все это может быть трагично для народа. Тов. Дубчек, поймите, если вас буржуазная идеология использует как знамя борьбы против марксистско-ленинской идеологии, сравнивают вас с Масариком[123]то кому вы служите? Римско-католическая церковь служит молебны за ваши успехи и здоровье. А ведь известно, что, если враг тебя хвалит, ищи свою ошибку, где и когда ты ее совершил. Не самолюбуйтесь, ибо это может быть мыльным пузырем, закатом политической карьеры, а главное, могут быть большие политические и экономические издержки для вашей страны и для КПЧ».

Мое выступление произвело сильное впечатление, вызвало даже какую-то растерянность среди чехословаков и явилось для них неожиданным. Дубчек сразу же после моего выступления взял слово и заявил, что моя речь имеет тон обвинения КПЧ. «Также неверно, — сказал он, — что мы отходим от марксизма-ленинизма. Листовки по Закарпатской области — это случайное дело, может, это делают случайные люди, ничего общего не имеющие с политикой КПЧ».

(Смрковский сразу же после моего выступления буквально побежал в свой вагон, оттуда связался с Прагой и передал корреспондентам и своим единомышленникам, что самое резкое выступление — Шелеста, и оно бьет в самое сердце.) Чувствовалось, что мое выступление не на шутку растревожило чехов. Многие чехословацкие товарищи подходили ко мне и говорили, что выступление несколько резковатое, но в своей основе правдивое и правильное.

Брежнев моего выступления не слыхал, но я надеюсь, что ему передали и содержание, и реакцию на него чехословаков. Отношение Брежнева к моему выступлению осталось мне неизвестным. Но весь состав нашей делегации его одобрил.

Все наши товарищи целиком и полностью разделяли форму, тон и содержание моего выступления. Сам же я считал, что терять нам нечего. От этого совещания мы не приобрели ничего, а больше потеряли, потому что чехословацкое руководство выступило чуть ли не обвинителем и победителем. Я решил все высказать открыто, все, что знал о них, что думал, и то, что отвечало действительной обстановке в КПЧ и стране.