И оживут слова, часть IV - Наталья Способина

— Чувствуешь? — эхом повторила я.

— Это как… — Грит ущипнул себя за руку и демонстративно ойкнул.

— Я поняла, — кивнула я. — Я просто… Грит, это важно. Как чувствуешь?

Он некоторое время смотрел на меня, и я почти успела увериться, что он не понял моего вопроса.

— Как тебя, — наконец произнес он, и мое сердце пропустило удар. — Как его, — Грит указал на Врана. — Как любого, кто несет силу.

— Но как?

Грит пожал плечами, а я вдруг подумала, что его отца убили на острове хванов, но сам Грит выжил после ранений и удара, который должен был размозжить ему голову. А еще вдруг подумала, что само существование Грита на острове очень нелогично. Я не знала, сколько правды было в том, что он опасен и асоциален, зато понимала, что он — наследник бывшего старейшины — как кость в горле старейшине теперешнему. И вряд ли за все эти годы никто ни разу не пытался от Грита избавиться. Однако он был все еще жив. Озаренная этой мыслью, я повернулась к Врану.

— Вран, помнишь Миролюба?

Вран мрачно кивнул. Еще бы ему не помнить. Он ведь едва не погиб на той лесной дороге, по которой повел нас княжич. Я суетливо замахала руками, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить. Слова «доспех» на кварском я не знала. Хотя… Грит его говорил, когда рассказывал о гибели своего отца, но тогда я поняла его лишь по контексту, а самого слова, разумеется, не запомнила.

— Грит, — обратилась я к нему, — твоего отца убили.

Грит с готовностью кивнул, сообразив, что я что-то пытаюсь объяснить.

— На нем был доспех, — слово «доспех» я сказала по-русски, для наглядности указав на свои грудь и живот. — Защита. Ты сказал, его сняли, чтобы твоего отца не узнали и не забрали с собой.

Слова разбежались, но лицо Грита просветлело.

— Горимал, — он вслед за мной показал на свои грудь и спину и сделал вид, что накидывает что-то на плечи и сцепляет по бокам.

— Горимал, — подтвердил Вран, и я повернулась к нему.

— У Миролюба был доспех, — выговорила я на кварском.

Вран снова кивнул. Я показала на свою шею:

— Там… были слова.

Я посмотрела на Врана в отчаянной надежде, что он поймет, о чем я говорю, хотя, признаться, не была уверена, что он вообще обратил внимание на пластину у горла княжича. Разве до того было? Однако Вран медленно и немного напевно произнес:

— Нем тремираш таграну.

Боковым зрениям у видела, как Грит отступил на шаг, и повернулась к нему.

— Откуда ты?.. — начал он, расширившимися глазами глядя на Врана.

— Ты слышал эти слова? — спросила я него.

— Наш ведун говорил мне. Я был как… Дима, — Грит поставил ладонь параллельно земле на уровне своего бедра. — Забрался в пещеру. Туда нельзя было. Увидел меримаш. Ведун меня поймал и сказал, что это сила. И… нем тремираш таграну.

— А какая сила у тебя? — шепотом спросила я. Мне вдруг отчего-то показалось, что весь мир замер в попытках подслушать наш разговор.

Грит пожал плечами.

— Я живу, — с усмешкой произнес он.

«Меня ни стрелы, ни мечи не берут», — вспомнила я слова Миролюба и прижала ладонь ко рту.

Грит несколько секунд меня разглядывал, а потом произнес с мрачной решимостью:

— Чужаки погубят меримаш. Они должны уйти. Они привезли злую силу.

Видимо, он говорил сейчас о Миролюбе и привезенных им святынях.

— Я скажу им, — пообещала я, — но…

Я развела руками, давая понять, что меня вряд ли будут слушать.

— Ведун обещал, что чужая сила придет сюда и умножит нашу силу. Но я ему не верю. Пока ее не было здесь, мы искали ее и сеяли смерть в чужих землях. Теперь она пришла и принесла смерть в наши.

Он замолчал, вглядываясь в мое лицо. Я понимала, что он хотел сказать намного больше, но не надеялся на мой кварский.

— Зачем она вам? Ваша меримаш слаба?

Грит пожал плечами.

— Ведун хотел умножить силы, — медленно произнес он.

— А твой отец?

— Он шел за ведуном. Мы все шли за ним. Это… шерами дормик, — закончил Грит и поежился.

— Тот, кто сеет смерть, должен быть готов ее пожинать, — неожиданно произнес Вран, и Грит повернулся в его сторону. Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом Грит спросил:

— Кто у тебя?

— Брат, — ответил Вран и добавил что-то еще, чего я опять не поняла.

Грит прижал ладонь к груди и склонил голову. Вран нехотя кивнул и отвернулся. А мне вдруг пришло в голову, что Грит спокойно убивал чужих детей, а теперь испугался того, что смерть может прийти туда, где живет его дочь.

— Вы убивали детей, — вырвалось у меня.

Грит посмотрел на меня тяжелым взглядом и, ничего не сказав, пошел прочь. Вран произнес что-то на кварском.

Грит неожиданно резко развернулся и пошел обратно. Вран рядом со мной поудобнее перехватил кинжал, который так и не убрал во время нашего разговора. Грит несомненно это заметил, но подошел почти вплотную ко мне. Вран выбросил вперед руку, и лезвие его кинжала прижалось к шее Грита. Тот задрал подбородок, уходя от прикосновения, но не отступил.

— В твоем мужчине есть сила, — произнес Грит, скосив на меня глаза. — Он знает, что такое дормик. И должен знать, что такое дурман, когда тебя ведут. Спроси его.

— Ты о чем? — прошептала я.

— Мы убивали, потому что шли за ведуном. Не телом шли, а… — Грит коснулся пальцами сперва виска, потом груди.

Я отступила на шаг, и Вран отступил со мной, чуть отведя лезвие от шеи Грита. Тот опустил голову, не обращая внимания на клинок, который теперь касался его скулы под правым глазом.

— Я делал много зла. Но теперь у меня есть выбор. И я не хочу смертей.

— А что говорит старейшина? — спросил Вран.

— Старейшина и ведун чего-то ждут. На наш остров нельзя ступить, но вы пришли. И это к беде.

Я бросила взгляд на Врана. Тот нахмурился, закусив щеку изнутри.

— Освободи меня от клятвы, — наконец подал голос Вран.

— Как твое имя?

— Вран.

— Вран из савойского монастыря, освобождаю тебя от клятвы, — церемонно произнес Грит и повернулся ко мне: — Я не хочу смертей, Надия.

— У тебя есть люди? — спросил Вран.

— Шесть дюжин верны мне.

Я едва не присвистнула, потому что, хоть и знала, что остров большой, но что здесь может быть столько воинов, даже не представляла. И ведь это только часть.

— А у старейшины?

— Вчетверо больше, — бесстрастным голосом произнес Грит, и я охнула. Силы были явно неравны.