Молитва об Оуэне Мини - Джон Ирвинг

Тем не менее Оуэн не питал ни малейшей благодарности к школе за подобное снисхождение; его возмущал сам факт наказания. Такая враждебность, в свою очередь, не понравилась преподавателям — включая многих из тех, что сочувствовали Оуэну. Они хотели признательности за свое великодушие, за то, что сумели противостоять директору; вместо этого Оуэн стал их в упор не замечать. Он ни с кем не здоровался, даже головы не поворачивал. И ни с кем не заговаривал — даже в классе! — и отвечал, только если к нему обращались первыми. Когда его все же вынуждали заговорить, то ответы были непривычно односложными. Что касается его обязанностей главного редактора «Грейвсендской могилы», то он просто-напросто перестал писать редакционные статьи, которые некогда снискали Голосу имя и славу.

— Что случилось с Голосом, Оуэн? — спросил его мистер Эрли.

— ГОЛОС НАУЧИЛСЯ ДЕРЖАТЬ РОТ НА ЗАМКЕ, — отвечал Оуэн.

— Знаешь, Оуэн, — обратился к нему Дэн Нидэм, — не отталкивай протянутую руку!

— ГОЛОС УГОДИЛ ПОД ЦЕНЗУРУ, — ответил Оуэн Мини. — ПРОСТО ПЕРЕДАЙТЕ ВСЕМ УЧИТЕЛЯМ, И ДИРЕКТОРУ ТОЖЕ, ЧТО ГОЛОС ЗАНЯТ — ОН РАЗУЧИВАЕТ СВОЮ ПРОЩАЛЬНУЮ РЕЧЬ! Я ДУМАЮ, НИКТО НЕ СМОЖЕТ ВЫГНАТЬ МЕНЯ ИЗ ШКОЛЫ ЗА ТО, ЧТО Я СКАЖУ НА ВРУЧЕНИИ ДИПЛОМОВ!

Вот так Оуэн Мини ответил на наказание: он пригрозил директору и преподавателям своим Голосом — Голосом, умолкшим, как мы все прекрасно знали, лишь на время, но по-прежнему яростным.

Не кто иной, как доктор Дольдер, этот болван из Цюриха, предложил преподавателям, чтобы те обязали Оуэна Мини поговорить с ним.

— Такая враждебность! — удивился доктор Дольдер — У него ведь настоящий талант убедительно излагать свои мысли — да? А сейчас он сдерживается, лишает себя удовольствия высказываться — и что? Враждебность, если ее сдерживать, только возрастает — разве нет? — рассуждал доктор Дольдер. — Уж лучше я дам ему выпустить пар, и пусть он сорвет на мне свое ожесточение! — провозгласил доктор. — В конце концов, мы же не хотим иметь еще один инцидент с другой женщиной старше его. Может, в следующий раз это будет жена кого-то из преподавателей — да?

И таким образом Оуэну Мини было велено встретиться со школьным психиатром.

— «ОТЧЕ! ПРОСТИ ИМ, ИБО НЕ ЗНАЮТ, ЧТО ДЕЛАЮТ», — сказал Оуэн.

Торонто, 14 июля 1987 года — все жду, когда меня пригласят в залив Джорджиан-Бей, а приглашение все никак не приходит В «Нью-Йорк таймс», кажется, решили свести всю суть аферы «Иран-контрас» к единственному вопросу: «знал» или «не знал» президент Рейган, что деньги, вырученные от тайных поставок оружия Ирану, переправлялись для поддержки никарагуанских контрас. Черт возьми! Неужели недостаточно «знать», что президент хотел и намеревался продолжать поддерживать контрас после того, как конгресс сказал ему: «Хватит»?

Меня тошнит, когда я слышу, какие нотации читают подполковнику Оливеру Норту[25]. Ему-то они на кой черт? Подполковник полон решимости поддерживать контрас и дальше — «во имя любви к Богу и к родине». Он уже подтвердил, что будет выполнять все, что ему прикажет его главнокомандующий. А мы теперь слушаем всех этих сенаторов и конгрессменов, что снова выдвигают свои кандидатуры. Они открывают подполковнику глаза на Конституцию Соединенных Штатов; они объясняют ему, что патриотизм не обязательно сводится к слепому выполнению конкретных распоряжений президента и что несогласие с президентом вовсе не обязательно является антиамериканизмом. Они бы еще добавили, что пока не доказано, будто Бог принадлежит к республиканской партии. Зачем разглагольствовать перед подполковником Нортом, пытаясь доказать ему очевидное? Или у них кишка тонка высказать то же самое священной особе своего главнокомандующего?

Если Хестер продолжает следить за всем происходящим, то, уверен, она сейчас блюет. Наверняка ее просто наизнанку выворачивает. Она, конечно, должна помнить те уродливые наклейки на машинах времен вьетнамской войны — с очаровательным американским флагом и большими бело-красно-синими буквами — инициалами нашей любимой родины. Подполковник Норт наверняка помнит их.

Америка!

— гласила наклейка —

Люби ее

или

покинь ее!

Глубокомысленно, правда? Помните это?

А теперь нам приходится слушать эти лекции по гражданскому праву избранные народом высшие должностные лица проповедуют подполковнику морской пехоты, что любовь к родине и любовь к Богу (а также отвращение к коммунизму) в демократическом обществе можно выразить и иначе. Подполковник, похоже воспитанию не поддается, самодовольные фарисеи только зря сотрясают воздух. Сомневаюсь, чтобы и президента Рейгана можно было наставить на путь демократии.

Я помню, как говорила бабушка — всякий раз, когда видела или читала какую-нибудь откровенную чушь Оуэн подхватил у нее это убийственное выражение и в наш последний год в Грейвсенде неоднократно им пользовался. Когда кто-нибудь нес очередную ахинею, Оуэн Мини говорил: «ЗНАЕШЬ, ЭТО ПРЯМО ДЛЯ ТЕЛЕВИДЕНИЯ». Не сомневаюсь, он сказал бы то же самое насчет слушаний в конгрессе по делу «Иран-контрас» — конкретно насчет того, что «знал» и чего «не знал» президент Рейган. «ВСЕ ЭТО ПРЯМО ДЛЯ ТЕЛЕВИДЕНИЯ», — сказал бы Оуэн.

Точно так же он отзывался о своих встречах с доктором Дольдером. Школьное начальство обязало его ходить к доктору Дольдеру два раза в неделю, и, когда я попросил его рассказать, о чем он там беседует с этим швейцарским идиотом, Оуэн сказал: «ВСЕ ЭТО ПРЯМО ДЛЯ ТЕЛЕВИДЕНИЯ». Подробностей он мне особо не рассказывал, однако любил поиздеваться над кое-какими вопросами доктора Дольдера, утрируя его акцент

— СНАТШИТ, ТЕПЬЯ ПРИФЛЕКАЙТ ШЕНШИНЫ, КОТОРЫЕ СТАРШЕ ТЕПЬЯ, — ПОТШЕМУ ЭТО ТАК?

Мне стало интересно, признался ли он доктору, что ему всегда нравилась моя мама (по-моему, он даже был в нее влюблен). Я уверен, услышав это, доктор Дольдер пришел бы в неописуемое волнение.

— СНАТШИТ, ШЕНШИНА, КОТОРУЮ ТЫ УПИЛ С ПЕЙСПОЛЬНЫМ МЬЯТШОМ, — ЭТО ИС-СА НЕЕ ТЫ СТАЛ ПРЕТЛАГАЙТ ЧУШИМ МАМАМ ПЕРЕСПАЙТ С ТОПОЙ, ТАК?

— Да ну тебя! — сказал я Оуэну. — Уж не настолько он идиот!

— СНАТШИТ, ТЫ ПРИСМАТРИВАЙШЬ К ШЕНАМ ТВОИХ ПРЕПОТАВАТЕЛЕЙ — СКАШИ, К КОМУ?

— Да ладно! — махнул я рукой. — Нет, правда, о чем он тебя спрашивает?

— СНАТШИТ, ТЫ ФЕРИШЬ В ПОГА — ЭТО ОТШЕНЬ ИНТЕРЕСНО!

Оуэн так никогда и не рассказал мне, что у них на самом деле происходило на этих собеседованиях. Я знал, что доктор Дольдер порядочный олух; но я знал также и то, что даже олуха кое-что настораживало бы в Оуэне Мини. Каким бы ни был доктор Дольдер долдоном, он наверняка хоть что-то уловил насчет ОРУДИЯ В РУКАХ БОГА. Даже доктор Дольдер должен был заметить странное и тревожное отвращение Оуэна к католичеству. А этот единственный в своем роде, чисто оуэновский фатализм — хорошему психиатру тут нашлось бы где развернуться; уверен, доктор Дольдер перепугался бы до смерти. Интересно, дошел ли Оуэн в своей откровенности до того, чтобы рассказать доктору Дольдеру про могилу Скруджа? И неужели он дал понять, что ЗНАЕТ, сколько ему еще осталось ходить по земле?