КГБ и власть. Пятое управление: политическая контрразведка - Эдуард Макаревич

Бобков как глава пятого Управления выбрал такую стратегию, которая привела не только к опустошению подполья, но и лишила его перспективы на ближайшие годы. И по времени это удивительным образом совпало с теми оперативными действиями, которые парализовали усилия посольской резидентуры ЦРУ в Москве, отличавшейся тогда настырностью в плетении подпольных комбинаций в сфере, подконтрольной пятому Управлению. Такого поведения от резидентуры требовал директор ЦРУ Уильям Кейси, который как истинный американский менеджер страстно добивался выполнения директивы президента Рейгана о сокрушении «империи зла».

Писатель Василий Аксенов (в начале восьмидесятых годов выехал из СССР в США) пишет в связи с этим:

«Я читал книгу Бобкова (“КГБ и власть”. — Э.М.)… Там много лжи, но нет ответа на интересующий меня вопрос: кому пришла идея отсылать диссидентов не на восток, в ГУЛАГ, а на Запад?…Может, Андропов все придумал? Или Бобков? Идея, бесспорно, нетривиальная: чем в лагерях гнобить, пусть катятся на Запад и пропадают там. В КГБ были абсолютно уверены, что нам не выжить, не выстоять. Как показывает время, товарищи просчитались. Да, мы не стали властителями дум за рубежом, но и не растворились в безвестности».

На Западе не стали властителями дум. А в России? Когда пришла пора перестройки и Горбачев открыл дорогу в царство санкционированной гласности и демократии, выпустил «политических» из мест заключения, то не бойцы диссидентствующего подполья возглавили инициативные группы по реорганизации политической власти, по оттеснению коммунистической партии на политическую обочину. Они, правда, создавали идеологический фон. Но энтузиастов из народа повели активисты из управленческой номенклатуры, из фрондирующих интеллигентских кругов, в свое время записавшиеся в коммунисты. Вспомним имена Гавриила Попова, Анатолия Собчака, Юрия Афанасьева, Сергея Станкевича, Геннадия Бурбулиса, Анатолия Чубайса, Юрия Рыжова, Михаила Полторанина, Виталия Коротича, Егора Яковлева, Сергея Шахрая. Все они до горбачевской перестройки — примерные функционеры системы, правда, с двойственной моралью.

Не так было в союзных республиках. Народные фронты и новые партии, что там возникли с легкой руки секретарей кремлевского ЦК Михаила Горбачева и Александра Яковлева, как правило, возглавляли хорошо знакомые Пятому управлению сопротивленцы-диссиденты. Яркие случаи: Звиад Гамсахурдия в Грузии, Вячеслав Чорновил на Украине, Абульфаз Эльчибей в Азербайджане. Почему они? Потому что они были националистами, и народные фронты и партии, ведомые ими, оказались националистическими образованиями и вели дело на отделение от России, на выход из СССР. Местный народ с интересом наблюдал, как коммунистические лидеры и интеллигентствующая элита, служившие Москве, сникли под агрессивным напором националистов и потеряли шансы остаться у власти или прийти в нее.

Эта глава посвящена объяснению того, почему в антисоветской деятельности интеллигенция использовалась ЦРУ, согласно «молекулярной» теории профессора Поремского, теоретика из НТС.

Признано сегодня, кем с гордостью, кем со стыдливостью, что в годы советской перестройки, которая подвела черту под Советским Союзом, именно интеллигенция, выражая интересы определенных политических группировок, сама себя комфортно чувствуя в них, оказалась творцом определенных настроений в стране, шла в первом ряду разрушителей социально-политической системы, заражая разрушительными импульсами добровольцев-активистов из других общественных слоев.

«Молекулярная» теория Поремского, квинтэссенция эмигрантской мысли, столь приятно удивившая американцев, являла собой дельную технологию организации диссидентских настроений прежде всего среди элитарной, не «массовой» интеллигенции. Диссидентских — значит оценивающих иначе природу режима и жизни в стране, природу людей, живущих в ней. По замыслу родоначальника теории, диссидентствующий интеллигент вместе с такими же увлеченными будет колоть «молекулярными» порциями сознание публики, готовить ее к антикоммунистическому перевороту.

Здесь идеи слизаны у врага своего коммунистического — Антонио Грамши. Поремский, правда, не признавался в этом, больше на сочинения Ивана Ильина напирал. Особенно в устных беседах. Но Ильин мировоззренческую канву прочертил — сопротивление злу насилием. Ярчайшая идея. А вот на технологию борьбы, технологию материализации идеи, именуемую «молекулярной» теорией, вдохновили работы Грамши. Буду ссылаться на него, чтобы понять механизм раскачивания системы власти, как его понимали в НТС и ЦРУ.

Грамши в своих «Тюремных тетрадях», как настоящий коммунистический теоретик, смел в выводах: интеллигенция как социальная группа начинает развиваться в обществе, когда появляется потребность в установлении согласия с властью, с господствующим классом посредством идеологии. Главный смысл существования интеллигенции — распространение идеологии для укрепления или подрыва (подрыва!) коллективной воли «культурного ядра» общества, которое, в свою очередь, влияет на публику — на социальные слои и группы. Здесь Грамши категоричен: «Интеллигенты служат “приказчиками” господствующей группы, используемыми для осуществления функций, подчиненных задачам социальной гегемонии и политического управления». Поставим на место господствующей группы не политическую, руководящую элиту страны, представляющую определенный класс, а НТС и ЦРУ. Все ладно получается. Потому что, говоря научным слогом, господствующая группа создает «собственную» интеллигенцию, которая становится главным агентом по воздействию на культурное ядро и завоеванию гегемонии. Эта «собственная» интеллигенция есть новая, диссидентствующая интеллигенция.

Она, эта «новая» интеллигенция, — приведу слова Редлиха, соратника Поремского, — и налаживает тот «молекулярный» процесс, тот «пропагандистский поток достаточной мощности» в виде огромного количества «книг, брошюр, журнальных и газетных статей, разговоров и споров, которые без конца повторяются и в своей гигантской совокупности образуют то длительное усилие, из которого рождается коллективная воля определенной степени однородности, той степени, которая необходима, чтобы получилось действие координированное и одновременное во времени и географическом пространстве».

Крупный деятель ЦРУ был более деловит, говоря о «молекулярной» технологии: это значит «бороться с коммунистическим режимом на его собственной территории, оказывать помощь движению сопротивления, ослабляя лояльность граждан передачами по радио, листовками и литературой». Одним из первых документов «холодной» войны, ставшим известным советской разведке, оказалась директива президента Трумэна для ЦРУ, которому предписывалось ведение «пропаганды, в том числе с использованием анонимных, фальсифицированных или негласно субсидируемых публикаций; политические действия с привлечением… изменников…».

Сейчас понятно, что предтечей распада общественного строя в СССР был распад в духовной сфере, в общественном сознании, в «культурном ядре». Как минимум, треть публики желала этого распада, потому что ее сознание уже было «обработано», как условиями существования, так и новой, «молекулярной» интеллигенцией. Но эта треть оказалась самой пассионарной, энергетически заряженной, «захватывающей» спящих советских граждан. Еще в годы советской перестройки новая интеллигенция внушила массам идею несостоятельности советского типа хозяйства и пообещала народу резкий скачок благосостояния после перехода к рынку. Эта интеллигенция, не жалея сил, показывая чудеса гражданский изворотливости, добилась того, что масса поверила в это грядущее чудо, как поверила и в то, что советский период — это черная дыра в истории России и спасение только в «настоящей демократии» и «всеобъемлющем рынке».