Джузеппе Бальзамо. Том 2 - Александр Дюма

Он отнял руку от трупа.

Тепло оставило его, но так и не перетекло в тело Лоренцы.

«Великая новость или большая опасность, – сказал себе Бальзамо. – Хорошо бы, если бы это была опасность!»

Он поднялся на ноги.

– «А почему, собственно говоря, я должен отвечать на этот зов?» – продолжал он, не слыша того, как гулко отозвались его слова под мрачными сводами похожей на склеп комнаты. – Может ли отныне что-нибудь меня заинтересовать или напугать в этом мире?

Словно отвечая ему, колокольчик так оглушительно зазвенел медным языком по бронзовым бокам, что язык не выдержал, сорвался и упал на стеклянную реторту: она звякнула и разлетелась на мелкие кусочки.

Бальзамо не стал долее упорствовать; да кроме того, было важно, чтобы ни единая душа, в том числе и Фриц, не застали его в этой комнате.

Он размеренным шагом подошел к пружине, привел ее в действие и встал на подъемное окно, плавно опустившее его в оружейную комнату.

Проходя мимо дивана, он задел шаль, упавшую с плеч Лоренцы, которую безжалостный старик, невозмутимый, как сама смерть, унес в своих лапах.

Прикосновение шали, еще более волнующее, чем прикосновение самой Лоренцы, вызвало у Бальзамо дрожь.

Он взял шаль в руки и прижался к ней губами, удерживая рыдания.

Потом он подошел к двери, ведшей на лестницу, и отворил ее.

На верхней ступеньке стоял бледный, запыхавшийся Фриц. В одной руке он держал факел, а другой продолжал машинально дергать шнурок звонка, с нетерпением ожидая появления хозяина.

При виде Бальзамо он сначала удовлетворенно вскрикнул, потом из груди его снова вырвался крик, на сей раз – удивленный и испуганный.

Не понимая причину испуга Фрица, Бальзамо взглянул на него вопросительно.

Фриц ничего не ответил, однако позволил себе, несмотря на глубокую почтительность, взять хозяина за руку и подвести его к огромному венецианскому зеркалу, украшавшему полку камина, через который можно было проникнуть в комнату Лоренцы.

– Взгляните, ваше превосходительство! – сказал он, указывая Бальзамо на его собственное отражение.

Бальзамо содрогнулся.

Затем по лицу его пробежала горькая усмешка, свойственная глубоко страдающим или неизлечимо больным людям.

Теперь он понимал, что в его облике так напугало Фрица. За один час Бальзамо состарился лет на двадцать: глаза утратили блеск, исчез румянец; черты лица застыли, взгляд стал безучастным, на губах запеклась кровь, огромное кровавое пятно растеклось по белоснежной когда-то батистовой рубашке.

Бальзамо с минуту разглядывал себя не узнавая, потом с решимостью вперил взгляд в глаза смотревшему на него из зеркала незнакомцу.

– Да, Фриц, да, – молвил он, – ты прав. – Заметив, что верный слуга обеспокоен, он спросил;

– Зачем ты меня звал?

– Это из-за них, хозяин.

– Из-за них?

– Да.

– Кто же это?

– Ваше превосходительство! – прошептал Фриц, наклоняясь к уху Бальзамо. – Там пять верховных членов. Бальзамо вздрогнул.

– Все пятеро? – спросил он.

– Да.

– Они внизу?, – Да.

– Одни?

– Нет. При каждом из них – вооруженный лакей, слуги дожидаются во дворе.

– Они пришли все вместе?

– Да, хозяин, и они уже начинают терять терпение, вот почему я так долго и громко звонил.

Не пытаясь скрыть под кружевным жабо кровавое пятно, даже не приводя себя в порядок, Бальзамо стал спускаться по лестнице, справившись у Фрица, где расположились гости: в гостиной или в большом кабинете.

– В гостиной, ваше превосходительство, – отвечал Фриц, следуя за хозяином.

Спустившись до конца лестницы, он отважился задержать Бальзамо.

– Не будет ли каких-нибудь приказаний вашего превосходительства?

– Нет, Фриц.

– Ваше превосходительство… – робко пробормотал Фриц.

– Что такое? – ласково обратился к нему Бальзамо.

– Ваше превосходительство отправляется к ним без оружия?

– Да, без оружия.

– Даже без шпаги?

– Зачем мне шпага, Фриц?

– Не знаю, право, – замялся преданный слуга, опустив глаза, – я думал.., я полагал.., я боялся, что…

– Ну хорошо, вы свободны, Фриц. Фриц пошел было прочь и снова вернулся.

– Разве вы не слыхали, что я сказал? – спросил Бальзамо.

– Ваше превосходительство! Я хотел только сказать, что ваши двухзарядные пистолеты лежат в шкатулке черного дерева на золоченом столике.

– Идите, говорят вам! – сказал Бальзамо. И вошел в гостиную.

Фриц был совершенно прав, гости Бальзамо явились в дом на улице Сен-Клод далеко не с мирными намерениями и были отнюдь не благожелательно настроены.

Пять всадников сопровождали дорожную карету, в которой прибыли пять верховных членов ложи. Пятеро надменных господ мрачного вида были вооружены до зубов; они заперли ворота и стали их охранять в ожидании хозяев.

Кучер и два лакея, сидевшие на облучке кареты, прятали под плащами охотничьи ножи и мушкетоны. Все эти люди прибыли на улицу Сен-Клод не с визитом, а, скорее, для нападения.

Кроме того, такое ночное вторжение страшных людей, которых признал Фриц, такое взятие приступом особняка сначала вселило в немца невыразимый ужас. Он попытался было преградить непрошеным гостям путь, как вдруг увидел в глазок эскорт и приметил оружие. Однако всесильные условные знаки – неумолимое свидетельство права прибывших на вторжение – не позволили ему вступать в пререкания. Едва ступив за ворота, пришельцы, словно бывалые служаки, заняли места на страже у каждого выхода из дома, даже не пытаясь скрыть своих недоброжелательных намерений.

Поведение мнимых слуг во дворе и в коридорах, так же как их так называемых хозяев в гостиной, не предвещало, по мнению Фрица, ничего хорошего; вот почему он звонил так неистово, пока вовсе не оборвал колокольчик.

Ничему не удивляясь, никак не готовясь к встрече, Бальзаме вошел в гостиную. Фриц уже успел зажечь здесь все свечи, что входило в его обязанности, когда в доме бывали посетители.

Бальзамо увидел пятерых гостей, сидевших в креслах; ни один из них не поднялся при появлении хозяина. Хозяин дома вежливо им поклонился.

Только после этого они встали и надменно кивнули ему в ответ.

Он сел в кресло напротив, не замечая или Делая вид, что не замечает, как странно расположились присутствовавшие. В самом деле, пять кресел стояли полукругом, подобно античному трибуналу, с председателем посредине, а кресло Бальзамо, стоявшее как раз против председательского, занимало место, которое в соборах или преториях отводилось обыкновенно обвиняемому.