Распутье - Иван Ульянович Басаргин

крылышко чужеземных хозяев. От вас будет зависеть, быть здесь этим прихлебателям или не быть.

– Алексей Степаныч, передавай верным людям, что мы готовы записаться в белую армию, – зашептал Бережнов Сонину.

– Ты трекнулся умом, аль только начинаешь? – отвернулся Сонин.

– Это приказ Устина. Оборужимся и дадим бой Тарабанову. Не мешкай. Ты и я не записываемся, потому как пороты. Передавай и видухи не показывай.

– Так ить слышишь, что Устин-то порет? Ить врёт, а шпарит как по написанному.

– Потому и шпарит, что врёт. Передавай, но не забудь: я тебе ничего не говорил. Да шевели мозгой-то! Грызлись, пришел час – не до грызни.

– И все вы должны понять раз и навсегда, что ничего не может быть страшнее на земле, чем большевизм, который сымет с вас последние портки, бросит вас во власть антихристов…

– Гурьяныч, после сказа Устина, выходи первый и записывайся в белую армию.

– Я еще не трёкнулся.

– Это приказ Сонина.

– Всё ясно, запишусь.

– Капитоныч, как кончит, тут же выходи и записывайся к белякам.

– Я бы к ним записался, чтобы потом каждому кишки выпустить! Отстань!

– Это приказ Степана Бережнова.

– Слушаю!

Устин закончил:

– Говорил я много, надеюсь, мои слова не упали в пустоту. Питаю надежду, что мои земляки не подведут меня. Вы видите, что я пришел к вам не в звании поручика, не с одним крестом, а много выше. Вот чего добился я, простой мужик, в войне с германцами, а потом с большевиками. Прошу вас, дорогие земляки, не подведите полковника, – сошел с помоста. – Поручик, записываете!

И потянулись мужики к столу, чтобы назвать свою фамилию, имя и отчество.

В одночасье записалось семьдесят мужиков.

– А ты, тятя, разве ты разучился стрелять? – повернулся Устин к отцу.

– Спаси вас Христос, расписали задницу, а потом к вам?! Вот вам! – показал заскорузлый кукиш. – Стар, но еще мог бы, а счас – не́тушки.

– А ты, дорогой тесть и отец, ты тоже обижен белыми? – повернулся Устин к Алексею Сонину.

– Ты, зятек, вижу, птаха великая стал. Ты дай мне на час винтовку, и я покажу, как надо с беляками расправляться.

– Всё ясно. Обоих в амбар. Туранов, поставить на охрану своих. Пусть посидят и подумают, что и почем.

– Спасибо, зятёк, удружил, мы с твоим отцом здесь на ножах ходили, теперича посидим в одном амбаре и поговорим о бренности жизни нашей. Спаси Христос! Может, и друзьями ещё будем.

– И такое может быть, – усмехнулся Устин. – Самая крепкая дружба случается после большой ругани. Туранов, выполняй приказ!

– Хватит, старцы, трогай! В амбаре будет время поговорить.

– А теперь вот что, будущие солдаты: вы хорошо знаете, где ваши сыновья прячутся. Сейчас вы разбежитесь по разным сторонам. Нет, не все, не все. Из каждого десятка по три человека. Соберете своих сыновей, приведете сюда, и их мы тоже запишем в нашу армию. Оставшиеся будут заложниками, если не вернется один, остальные будут расстреляны.

– Вернемся, черт ее дери, верим мы тебе, Устинушка. Верим!

– Вернемся, можешь не страшиться. Но оружье нам выдай, в тайгу без оружья мы сроду не хаживали.

– Поручик, выдать всем отобранным винтовки! Людям надо верить. Отца и Сонина – под арест.

Сонина и Бережнова заперли в бережновском амбаре, добротном, всегда полном зерна, муки и всевозможных припасов, но сейчас пустом.

– Ну что, сват, кажись, сидим? – спросил Сонин.

– Кажись, сидим.

– Дурь-то старая прошла?

– После такой порки и новая едва ли удержится.

– А Устин-то сволочь из сволочей! Но я рад, что хоть Коршуна привел в обрат. Везучие оказались.

– Потому везучие, что без малости жадности подарил.

– Что же дальше? Ить он беляк из беляков.

– Дальше? Хошь знать, что будет дальше? Погоди чуток, скоро мы с тобой будем привязывать веревку для Тарабанова.

– Да ну?

– Точно. Устин пришел к нам ангелом-спасителем.

– А как нам с тобой жить? Как лонись[73] будем драться, аль всё похерим?

– Тарабанов все похерил. Я им эту порку не прощу. Сам порол, но поротым не был. Придет час.

Приказав Тарабанову: «Поручик, кто остался, повоспитывай, а я с матерью поговорю. Да строевым их погоняй, винтовки пока не выдавать. Приведут сыновей, тогда и выдадим». – Устин ушел.

Тарабанов подошел к Мурзину.

– Слушай, Мурзин, ты много раз хвастал, что врага чуешь за версту, не почуял ли ты на этот раз, что Бережнов – наш враг?

– Что вы, господин поручик?! Бережнова я знаю, видел его в бою под Слюдянкой, рубил красных – смотреть страшно. И эти его дружки там же были.

– Зачем же ты их обезоружил?

– Для проверочки. Если бы они были не наши, то пустили бы в ход оружие. Не пустили, знать, наши. Такие люди зряшно не сдаются.

К вечеру с гор хлынула молодежь, а с ней партизаны, фронтовики, здесь же Шишканов и Горченко. Устин вспыхнул: ему не доверяют.

– Вас могут узнать, загубите все дело, – приказал Шишканову спрятаться. – Красильникова и Селедкина я арестую. От этих можно всего ожидать. Они ваши разведчики? Станут и разведчиками Тарабанова, если он им хорошо заплатит.

– Делай, как хочешь, мы тебе верим, – согласился Шишканов.

– Тарабанов, принимай пополнение. Мурзин, покажи пулеметные гнезда, – распорядился Бережнов.

Он по-хозяйски осмотрел окопы, пулеметные точки, про себя отметил: «Грамотно сделано, наскоком не взять и полку, со всех сторон попадаешь под перекрестный…» Вернулся, спросил Тарабанова:

– Когда думаешь выходить?

– Послал своих к японцам, завтра к обеду должны быть здесь. Сообща и выйдем. Шишканов собрал большой отряд, может устроить засаду.

Устин задумался: «Народ к бою не готов, подготовить уже не удастся, хотя наша сторона численно и сравнялась с бандитами. Единственный выход – внезапность. Начнем бой на рассвете. Иначе, если успеют подойти японцы, то всех наших подведу под топор. Черт! Тарабанов сомневается. Значит, он не замедлит обезопасить себя».

– Хорошо, готовьте людей, я пойду чуть передохну́. Выше голову, поручик.

Дома Устина ждали Арсё и Журавушка – связные Шишканова. Побратимы обнялись. Посыпались вопросы.

– Расспросы потом, передайте Шишканову, что к обеду здесь будут японцы. На подготовку времени нет. Выступаем на рассвете. Тарабанов, как я слышал, приказал своим казакам прекратить пьянство, усилить охрану, держать коней под седлами, в домах не спать, разбить лагерь на сходной площади. Отменить приказ Тарабанова я не в силах. Он действует правильно, может еще больше заподозрить и перебить нас, как курят. Вам приказываю, в том числе и Шишканову, хотя бы начерно создать отряды, которые бы действовали под моим командованием. Пулеметчиков я беру на себя, мои парни ужами проползут, снимут пулеметчиков. Сигнал к выступлению – красная ракета. Передайте