Довод Королей - Вера Камша

– Осталось еще две оры, не меньше, придется ждать, и желательно молча. Когда начнется – услышим.

В ответ раздалось нестройное, быстро смолкшее ворчание. Сандер завернулся в плащ и привалился спиной к грубо оштукатуренной стене. Как ни странно, он умудрился задремать, хотя неудобная поза, доспехи и напряжение этой ночи превратили сон в кошмар.

Раненный, он лежал на склоне какого-то холма, поросшего странной седой травой. Ветер гнал редкие растрепанные облака, но солнце светило нестерпимо ярко. Затем он увидел вереницу пролетевших птиц, похожих одновременно на лебедей и орлов, и почти тотчас раздался отвратительный, леденящий душу визг, которому ответило гневное рычанье. С трудом, превозмогая раздирающую тело боль, он повернулся и замер от ужаса и удивления. В ложбине у подножия холма шла чудовищная схватка. Огромный белый олень с острыми ветвистыми рогами нападал на серебристую рысь.

В обычное время симпатии Александра оказались бы на стороне оленя, но на сей раз перед ним было отнюдь не кроткое, благородное животное, оборонявшееся от обнаглевшего хищника, а злобное чудовище. Сандер не сомневался, что визжал олень, пытаясь достать свою соперницу рогом или копытом, но рысь всякий раз оказывалась для него слишком быстрой. Острая боль пронзила тело, напоминая о ране, но Сандер наперекор ей решил подняться. Кое-как ему удалось встать на четвереньки, и он пополз к своему мечу, лежавшему ниже по склону. Было больно, тело не слушалось, но с каждым движением он все больше обретал над ним власть. Наконец его пальцы сомкнулись вокруг знакомой рукоятки, сразу стало легче. Боль оставалась, но слабость прошла. Опираясь на меч, он сначала встал на колени, потом умудрился подняться, и, как оказалось, вовремя. Рогатое чудовище все же сумело ударом рогов отбросить рысь в сторону. Та быстро вскочила на ноги, и стало видно: серебряный бок в крови.

Что-то пискнуло у самых ног Александра, и он увидел несколько прижавшихся друг к другу серебристых комочков. Так вот кого защищала пятнистая кошка! Олень завизжал снова, готовясь добить соперницу, и Александр громко закричал, стараясь отвлечь его на себя. Рогатая морда повернулась, и на Сандера уставились пустые белесые глаза. Почти равнодушно он отметил, что из пасти белого демона торчат отнюдь не оленьи клыки. Сандер поднял меч и проснулся...

Светало. Ночь кончилась. Далеко-далеко слышался нарастающий шум. Господин Игельберг был точен.

Сандер по-кошачьи потянулся, разминая затекшие мускулы, и пригладил взъерошенные волосы.

Где-то неподалеку запела труба, что-то лязгнуло, грохнулось, покатилось, раздалась забористая ругань, затем топот. Проснувшийся город осознавал случившееся и готовился к обороне. Того, что кому-то придет в голову послать стрелков к арбалетам, Сандер не боялся. Сейчас полупроснувшихся офицеров занимают дарнийцы, штурмующие наружные укрепления. Стена там хоть и толстая, но не очень высокая, а три выносные башенки, объединенные земляными насыпями в некое подобие серпа, связаны с Кер-Септимом тремя проходами, через которые, не имея ничего лучшего, можно попробовать прорваться в город. Это не столь уж и опасно для осажденных, но меры принять они должны, а для этого нужно время.

«Волчата» не сводили напряженных глаз со своего предводителя, но Сандер оставался невозмутимым. Три четверти оры, чтобы бой разгорелся как следует, чтобы к противоположной стене стянулось как можно больше защитников и любопытных.

2886 год от В.И.

Утро 23-го дня месяца Лебедя.

Оргонда. Ньер

Клавдий, епископ Лагский, исполнявший в ифранском походе обязанности исповедника Его Величества, был весьма озабочен собственным будущим. Последние двенадцать лет судьба насмехалась над толстым и важным клириком, как возчик над ослом, перед носом которого болтается морковка. Морковкой для Клавдия была кардинальская мантия. Когда его, сравнительно молодого и подающего надежды, направили альтерусом[99]к Евгению, Клавдий был уверен, что года через три, от силы пять он станет кардиналом Арцийским и окажется в одном шаге от вожделенного архипастырского посоха. Увы, кашляющий и задыхающийся Евгений оказался живуч, как стая кошек.

Несколько раз кардинал валился с ног с жесточайшим приступом своей болезни, но, пролежав две-три кварты, кряхтя, поднимался и с удвоенной энергией принимался за дела. Но этого было мало! Несносный старик, мало того что не желал умирать, невзлюбил Клавдия всеми фибрами души и превратил его жизнь в сущий ад. Бывший секретарь Евгения Жан Тонро, умный и достойный человек, ныне перебравшийся в Кантиску, предупреждал Клавдия о том, что его ждет, но он не верил, полагая, что в Тонро говорит обида. Если бы!

Его Высокопреосвященство ни в грош не ставил советы епископа, если дело было спорным, он выслушивал мнение альтеруса и поступал наоборот. Все посвященные прекрасно знали: если хочешь чего-то добиться от кардинала, ни в коем случае нельзя обращаться к тому через епископа Клавдия. Это было досадно, так как в Кантиске будущий епископ был первым ходатаем конклава[100]и привык к подаркам и подношениям. Евгений же не только лишил его законной доли доходов, но и выставил на посмешище. В довершение всего кардинал, смотревший сквозь пальцы на прегрешения мирян и большинства собратьев, как мог придирался к альтерусу, вынуждая любящего хорошо покушать и понежиться в постели епископа блюсти посты и участвовать в ночных бдениях и дежурствах. А вот к делам государственным он его и близко не подпускал.

Неудивительно, что Клавдий желал своему патрону поскорее предстать перед высшим судией и даже предпринял в этом направлении кое-какие шаги. Но то ли Евгений приучил себя к ядам, то ли его взяла под свое крыло удача, но четыре предпринятые альтерусом попытки ни к чему не привели. Когда же во всеуслышание было объявлено, что кардинал Арции назвал своим преемником Жоржа Мальвани, Клавдий пал духом и даже написал в Кантиску слезное письмо с просьбой отозвать его в распоряжение конклава.

Увы, возвращаться было некуда. Хлебная должность, которую он некогда покинул, была давным-давно занята, и ее нынешний обладатель не намеревался с ней расставаться. Альтерус кардинала Арции считался весьма значительным лицом, места, которые он мог бы занять, были наперечет, и ни одно из них не пустовало. Клавдий остался в Арции, страстно ненавидя и вздорного старика, и красавца Мальвани.

Казалось, фортуна сменила гнев на милость, когда во время реставрации Лумэнов Евгений приказал доставить герцогу Ларрэну послание брата. Мальвани, приходившийся дядей виконту Малве, последовавшему в изгнание за Филиппом, находился под наблюдением, равно как сам кардинал, и Его Высокопреосвященство был вынужден обратиться к Клавдию.