Хазарский меч - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Выше по Упе никто еще не проведал о скором и бесславном окончании похода на смолян, и Ольрад ничуть не стремился стать вестником несчастья.
– Я… не скажу им, что в походе был, – обронил он, когда до Честова оставалось несколько верст. – Скажу, захворал и дома засел. Не могу им рассказывать… что их ратники не воротятся…
Мирава только вздохнула. Людям прямым, им обоим было неприятно кривить душой, но рассказывать о разгроме, о том, как собранные с волости и с Честова сыновья, мужья, отцы и братья пали костью на Угре, стали пленниками, сгинули в лесах им совсем не хотелось. У них и свое дело было непростое.
Завидев на реке чужие сани с чужой лошадью, многие жители Честова сбежались к воротам.
– Радята! – Велемер, здешний старейшина – среднего роста мужик с широким носом и клиновидной русой бородой, – вытаращил глаза, узнав Ольрада. – А ты здесь откуда? Неужто тебя воеводы в поход не взяли? Провинился, что ли, чем?
– Прихворнул я, когда все собирались. А полечить меня было некому, так и ушли без меня. А я целый месяц… – Ольрад покашлял в рукавицу. – Вот, матушку навестить хотим. Пусть хоть теперь полечит. Как она?
– Да вроде все у них ладно. Сидит у Милонежки…
Все сошло гладко: если бы хоть какой нехороший слух успел сюда докатиться, Ольрада не отпустили бы так легко. Только одна баба спросила, нет ли вестей, да и то больше по обычаю: так рано вестей от ратников никто не ждал, ведь заранее предполагалось, что поход продлится до лета.
Милонежка, обрадовавшись гостям, принялась ставить пироги. Надо было оставаться ночевать: если бы дочь с зятем, приехав повидаться с матерью и сестрой, в тот же день уехали бы назад, это было бы ни с чем не сообразно. При Милонежке говорили о всяких пустяках, рассказывали о Дивее, как она «ловит медведя», и Заранка хохотала так искренне, будто ее это никак не касается. И только когда под вечер Милонежка ушла доить корову, Мирава коротко рассказала матери, что случилось и зачем они приехали.
Огневида и Заранка слушали ее, и глаза у них делались все шире и шире. Хоть они и не жили в Тархан-городце и не знали его оружников так близко, как Мирава и Ольрад, гибель половины дружины была страшным ударом для всей волости.
– И решили они, воеводы: видно, проклял нас кто, – торопливым шепотом рассказывала Мирава. – И думают, что это вы! – Она взглянула на мать и сестру. – Хотят с вами помириться. Вот, я привезла, – она вынула из короба небольшой, но тяжелый мешочек, в котором лежали шесть десятков полновесных шелягов. – Это серебро за ваш двор сожженный, за все добро пропавшее и Заранке за обиду. Сказали, любое желание исполнят, только снимите порчу. А не то все пропадем. И Тархан-городец, и вся волость наша.
– Все мы в одном котле, – добавил Ольрад; он стоял, скрестив руки на груди, и прислушивался, не идет ли Милонежка. – Если с Ярдара порчу не снять, все пропадем.
– Я бы и сама его век не простила, – продолжала Мирава. – Да людей жалко, он ведь всех за собой потянет. И жену молодую, и всех мужей, жен, старых стариков и малых деток. – Она взглянула на мужа. – И нас тоже.
– Мать-сыра-земля… – пробормотала потрясенная Огневида. – Вот же горе-то… Аж камень тяжкий на сердце налег…
Она прижала руку к груди. Мирава понимала ее: у нее у самой общее горе, жалость к хорошо знакомым людям, цветущим молодцам, зрелым мужам, их осиротевшим семьям давила на сердце как тяжкий камень, мешала свободно дышать.
– Ярдар с нами гнусно обошелся, пусть даже егоза эта сама не без вины, – Мирава бросила взгляд на Заранку, сидевшую с вытаращенными глазами, – да его уже судьба наказала. Сам чуть живым ушел. Хватит уже и с него. Прощения просит, за двор заплатил. Сними с него порчу, матушка. Я тебя сама прошу. Иначе и нам несдобровать, и Хельву, и другим людям добрым.
– Да я не портила его… – несколько растерянно проговорила Огневида. – Было, пригрозила в сердцах. Да девка вернулась невредимая. Я и не делала ничего.
– А когда двор сожгли?
– Тогда у меня забота была, как бы самим нам убраться. Забыть я не забыла, да ведь подумать надо было…
– Так ты корнями не обводила его?
– Нет.
– А может, они заманивают нас? – настороженно спросила Заранка. – Ярдар – киселяй, а Волкине веры нет! Он тогда, в начале зимы, нарочно ко мне завернул и про свадьбу ту рассказал… Просил у меня корешок порчельный, ну, вы знаете. Корешок-то был им не сильно нужен, а нужно было меня замарать! Так и теперь – просят будто мириться, а сами голову с плеч снесут!
– Я возьму с него слово, пусть своим новым чадом клянется, что не мыслит зла…
– Это у кого там новое чадо? Озорка, что ли, десятое брюхо понесла?
– Нет, это… Унева. – Мирава стеснялась рассказать, что зимой так сдружилась с женой обидчика. – Она молодая совсем, моложе тебя… После свадьбы и понесла. Пыталась ее Дивея испортить, да…
– Порчилка слаба оказалась! – усмехнулась Огневида.
– Поглядим – может, эта ваша Унева еще медвежонка родит! – фыркнула Заранка, а Мирава в ужасе вскинула руку, будто хотела закрыть ей рот:
– От слова не сделается!
Вернулась Милонежка, поставив молоко в погреб, и пришлось важный разговор прекратить.
Ночью Мирава спала плохо, все ворочалась на полатях. Дело ее не заладилось. Огневида не накладывала никакой порчи – матери она верила, та не стала бы ей лгать. Оставалось одно из двух: либо Тархан-городцу прядут на кривое веретено какие-то неведомые злые силы, либо виновата она сама, Мирава. Склонялась она ко второму. В тот летний вечер, обозлившись на хазар, она невольно вытащила с Темного Света столько холодов и непогоды, что погиб урожай во всей волости. Что если это ее чары так и не рассеялись? Да если бы она знала, как их снять! Мирава не могла припомнить, к кому взывала, какие слова говорила. Тогда ей будто бы их подсказывал кто. И где теперь искать этого хитреца?
Тянуло рассказать об этом матери – Огневида бы подсказала, как беде помочь. Но утром, пока завтракали, Мирава так и не собралась с духом. Она ведь всегда говорила, что не хочет знать никаких этих сил,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!