Ветер. Ножницы. Бумага - Нелли Мартова

– Теперь вы, – он отдал открытку тете Марте.

Она легонько толкнула карусель. Картинки завращались, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Наконец, стало казаться, что вокруг карусели дует настоящий ураган.

Один за другим они открывали свои двери. Первой открыла свою дверь – белоснежную, с почтовым ящиком и нарисованным голубем – Софья. За ней – Семен, потом, перекрестившись, тетя Шура, с улыбкой – дядя Саша, наконец, Марта открыла свою дверь из нарисованных занавесок в горошек. Открытка наполнялась потоком, оживала.

Инга в последний раз посмотрела на тетю и дернула свою дверь дрожащими пальцами. Марта, держащая за руку щуплого Артура Германовича, выглядела как волк из «Ну, погоди» под ручку с зайцем. Как можно любить тетку, которая делает хвостики на макушке, носит полосатые носки и туфли с пряжками? Инга уже не обращала внимания на слезы.

Комнату наполнил свист ветра. Ураган вокруг карусели достиг своего пика. Удивительно, что не оторвались картонные фигурки. Потом у Инги перед глазами все поплыло, пространство надвигалось на нее, пока весь мир не слился в одно яркое пятно света. Она зажмурилась, стало тяжело дышать, ветер сбивал с ног. Потом все внезапно стихло.

Когда Инга открыла глаза, под ногами, на полу, валялась открытка с каруселью, целая и невредимая. Над бархатным морем застыл пароходик с нарисованным дымом, под лучами солнца плыл по небу воздушный шар с выпуклый корзинкой.

– Инга! – услышала она два родных голоса одновременно.

– Мама! Папа! Я так соскучилась!

* * *

Софья топталась в сторонке. Надежда Петровна и Иннокентий Семенович в реальности выглядели старше. Больше седых волос, больше морщин, полнее фигуры. Они были здесь какими-то чужими, едва знакомыми. Обнимались с Ингой, смеялись, вытирали друг другу слезы. Тетя Шура шумно сморкалась в платок, дядя Саша шептал ей что-то на ухо. Семен снова уткнулся в свой карманный компьютер.

Когда все немного успокоились, Магрин отвел Надежду Петровну в сторону. Он что-то сказал (первую фразу Софья не расслышала), но лицо Надежды Петровны сразу сделалось озабоченным. «Я по-прежнему надеюсь на вас… никому не рассказывать», – долетали до Софьи обрывки фраз. Надежда Петровна несколько раз кивнула и пожала Эмилю руку. Магрин выскользнул за дверь, больше ни с кем не попрощавшись. Инга подошла к матери, они снова обнялись и заплакали.

Софье тоже захотелось уйти, но надо было поговорить с Надеждой Петровной, поблагодарить ее. Она огляделась вокруг, поискала, чем бы себя занять, чтобы не стоять как столб и не чувствовать себя лишней. Так бывает, когда случайно застаешь какой-то интимный семейный момент, только для своих. Она подняла открытку, которая лежала у нее под ногами. Что это? Неприятная какая! А бабочка знакомая. Это же ее собственная бабочка… Софья погладила крылышко, в нем цветным лучом заиграл поток. Привычно закружилась голова, поплыл мир перед глазами.

* * *

– А где Софья? – спросила Инга, когда они с мамой вытерли слезы и вдоволь наобнимались.

– Да, где она? Хочу посмотреть, какая она на самом деле, – ответила мама.

– Кажется, она воспользовалась вашей открыткой, – сказал Семен, не отрывая взгляда от маленького экрана.

– Не может быть! – Инга увидела лежащий на полу прямоугольник с взлохмаченной бабочкой. – Мама! Мама, я была такой дурой. Я же думала, я хотела… Она теперь там.

Инга не удержалась и опять всхлипнула.

– Господи боже, – вздохнула мама. – Как жаль, что меня не было рядом с тобой с самого начала.

– Надо что-то делать! – кипятилась Инга. – Я не могу ее там оставить!

– Инга, ну мы же теперь вдвоем, мы что-нибудь придумаем. Все будет хорошо, – утешала ее мама.

– Я пойду за ней.

– Не надо, – в маминых глазах отразился испуг. – Что, если вы обе там застрянете?

– Что же делать?

– Надо все просчитать, посоветоваться. Время еще есть.

Мама права. Надо все как следует продумать – способ, как ее достать, запасные пути для отступления, страховку, предохранитель, в конце концов. Надо успокоиться и придумать план взятия Бастилии. Дио мио, отчего так больно внутри? Как будто вырезают печенку. Что-то отрывается, обрывается, можно потерять сейчас что-то очень важное… и одновременно что-то рвется наружу, что-то сильнее ее самой.

Инга схватила открытку и провела пальцем вдоль крыльев бабочки прежде, чем мама схватила ее за руку. Вот и все, вот и кружится голова.

– Дочь стала взрослой, – успела она услышать голос отца, а потом провалилась в сумрак, наполненный шорохами.

* * *

Инга не двигалась, повинуясь инстинкту. Она шарила руками вокруг себя, но находила только пустоту. Когда глаза привыкли к темноте, она поняла, что стоит внутри башни, такой широкой и высокой, что не видно ни стен, ни пола, ни потолка. И под ногами – не пол, а узкая доска. Пахнет сыростью и плесенью, отовсюду слышатся шуршание и тягучие, заунывные кошачьи завывания.

– Софья! – позвала она громко и испугалась, услышав собственное эхо.

– Инга, – донеслось снизу.

От стен отразилось:

– Нга, нга, нга…

– Я тут, внизу! Прыгай!

Инга присела на корточки и посмотрела вниз. Там слабо светилась человеческая фигурка, раскинув руки и балансируя на точно такой же доске.

– Я промахнусь! – крикнула Инга.

– Нусь, нусь, нусь, – отозвались стены.

– Тогда обратно! – донеслось снизу. – Возвращайся!

– Щайся, щайся…

По спине у Инги бежала струйка холодного пота. Если она сейчас вернется в реальность, Софья так и будет торчать в этой башне? Но шагнуть вниз, в пропасть, и приземлиться на узенькую дощечку? Это тебе не с моста на резинке прыгать. А что будет, если Инга упадет? Интересно, что бы сказал сейчас грязный клоун? Пришлось бы ему по душе это место без шоколада?

– То, что ты хочешь, ближе, чем ты думаешь, – услышала она шепот.

– Кто это?

– Кто это? Кто это? Кто это? – отозвались стены.

Ближе. Ближе, чем ты думаешь. Как это понимать? Она глянула вниз – фигурка казалась теперь еще дальше. Инга неловко пошатнулась, чуть не упала, ее накрыла адреналиновая волна, ударила в живот и скатилась в пятки.

– Инга! – звал снизу голос.

– Нга, нга, нга, – откликались стены.

– То, что я хочу, ближе, чем я думаю! Ближе! – закричала Инга сама себе.

– Же, же, же, – отозвалось эхо.

Она потерла кончик носа.

– Просто доверься ему, – прозвучал в ушах шепот.

Она уже слышала эти слова. Тогда, на реке. В тот раз, в лодке, она сама была рекой. Дио мио! Эта темная башня – и есть она сама. Это у нее внутри было черным-черно, когда она делала открытку, это у нее на душе скреблись кошки и шептались мрачные мысли в голове. Надо слиться с потоком. Надо довериться ему и чтобы он доверился ей.