Исступление. Скорость - Дин Кунц

Даже очень хорошие люди могут ломаться. Лэнни, возможно, был гораздо ближе к критической точке, чем предполагал Билли.

Настенные часы показывали 8:09.

Менее чем через четыре часа, независимо от выбора, который сделает Билли, кто-то умрет. Он хотел сбросить со своих плеч такую ответственность.

Лэнни обещал позвонить в половине девятого.

Билли ждать не собирался. Снял трубку с настенного телефона, набрал номер мобильника Лэнни.

После пяти гудков переключился в режим звуковой почты. Сказал:

– Это Билли. Я дома. Какого черта? Зачем ты это сделал? Немедленно перезвони мне.

Интуиция подсказывала ему, что нет смысла пытаться найти Лэнни через диспетчера управления шерифа. Он бы оставил след, который мог привести к непредсказуемым последствиям.

Предательство друга, если оно имело место быть, заставляло Билли вести себя с осторожностью провинившегося человека, хотя он сам и не сделал ничего предосудительного.

Наверное, было бы понятно, почувствуй он укол обиды и злости. Вместо этого его переполнило негодование до такой степени, что грудь сжало и он с трудом мог проглотить слюну.

Уничтожив записки и солгав, что не видел их, Лэнни, конечно, смог бы избежать увольнения из полиции, но Билли оказывался в крайне незавидной ситуации. Без вещественных улик он едва ли сумел бы убедить власти в том, что говорит правду и его история поможет выйти на след убийцы.

Если бы он сейчас поехал в управление шерифа или в полицию Напы, там бы могли решить, что он или жаждет дешевой популярности, или перебрал напитков, которые смешивал. А то и вообще определить в подозреваемые.

Потрясенный последней мыслью, он застыл на добрую минуту, обдумывая, возможно ли такое. Подозреваемый в убийстве.

Во рту у него пересохло. Язык прилип к нёбу.

Он прошел к раковине, налил стакан холодной воды. Поначалу едва смог проглотить несколько капель, потом осушил стакан тремя большими глотками.

Слишком холодная, выпитая слишком быстро вода изгнала резкую боль из груди и смыла обратно в желудок поднимающееся к горлу его содержимое. Он поставил стакан на сушилку. Постоял, наклонившись над раковиной, пока не убедился, что его точно не вырвет.

Сполоснул потное лицо холодной водой, вымыл руки горячей.

Покружил по кухне. Присел к столу, поднялся, вновь принялся кружить по кухне.

В половине девятого стоял у телефона, хотя уже и не верил, что он зазвонит.

В 8:40 по своему сотовому позвонил на мобильник Лэнни. Ему опять предложили оставить сообщение после сигнала.

В кухне было слишком тепло. Он задыхался.

Без четверти девять Билли вышел на заднее крыльцо, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Дверь оставил широко открытой, чтобы услышать звонок.

Темно-синее на востоке, на западе небо еще подсвечивалось багряным закатом.

Окрестные леса, уже темные, становились только темнее. Если настроенный к нему враждебно наблюдатель занял бы позицию между папоротниками и филодендронами, его присутствие почувствовала бы лишь собака с острым нюхом.

Сотня лягушек, все невидимые, заквакали в сгущающейся темноте, но в кухне, за открытой дверью, царила тишина.

Возможно, Лэнни потребовалось больше времени на подготовку убедительной версии.

Конечно, его заботила не только безопасность собственного зада. Не мог он так внезапно, так быстро превратиться в эгоиста, которому наплевать на чьи-либо проблемы, кроме своих.

Он оставался копом, ленивый или нет, пребывающий в отчаянии или нет. Рано или поздно он понял бы, что не сможет так жить. Препятствуя расследованию, он способствовал появлению новых трупов.

Чернила на восточной части небосвода грозили залить все небо, но западный горизонт пока еще сиял огнем и кровью.

В девять вечера Билли покинул заднее крыльцо и вернулся на кухню. Закрыл и запер дверь.

Через три часа судьба примет решение, жертва будет определена, и, если убийца последует заведенному порядку, до рассвета кто-то погибнет.

Ключ от внедорожника лежал на обеденном столе. Билли взял его.

Он подумывал над тем, чтобы отправиться на поиски Лэнни Олсена. То, что ранее он принимал за негодование, на самом деле было всего лишь легким раздражением. Настоящее негодование охватило его сейчас, переполнило горечью. Он жаждал встречи лицом к лицу.

«Убереги меня от врага, которому есть что приобрести, и от друга, которому есть что потерять».

Лэнни сегодня работал днем. То есть уже сдал смену.

Скорее всего, он сидит дома. Если не дома, то мог быть лишь в считаных ресторанах, барах, домах друзей.

Чувство ответственности и тлеющая искорка надежды держали Билли на кухне, у телефонного аппарата, как пленника. Он уже не ждал звонка Лэнни. А вот убийца мог позвонить.

Тот молчун, что позвонил вчера, и был убийцей Гизель Уинслоу. Доказательствами этого Билли не располагал, но и сомнений не было.

Убийца мог позвонить и в этот вечер. Если бы Билли удалось с ним поговорить, возможно, он сумел бы чего-то добиться, что-то узнать.

Билли не рассчитывал, что такого монстра можно разговорить. Убийца-социопат обычно в дебаты не вступал, уговорить его сохранить кому-либо жизнь не представлялось возможным.

Но даже несколько произнесенных им слов могли дать ценную информацию. Голос позволял судить об этническом происхождении, регионе проживания, образованности, приблизительном возрасте и еще о многом другом.

В случае удачи убийца мог сказать что-то и о себе.

Одна зацепка, одна крошечная подробность при тщательном анализе могла обернуться очень важной информацией, с которой он мог бы идти в полицию.

Конфронтация с Лэнни Олсеном принесла бы эмоциональную удовлетворенность, но не могла вызволить Билли из угла, в который загнал его убийца.

Он повесил ключ от внедорожника на гвоздик.

Вчера вечером, занервничав, он опустил жалюзи на всех окнах. Этим утром, до завтрака, поднял их на кухне. Теперь закрыл окна вновь.

Постоял в центре кухни.

Посмотрел на телефон.

Собравшись сесть за стол, положил правую руку на спинку стула, но не отодвинул его.

Просто стоял, разглядывая полированные плитки из черного гранита.

В доме он поддерживал идеальный порядок. Вот и гранит, без единой пылинки, блестел.

Чернота под ногами вроде бы не имела материальной составляющей, он словно стоял на воздухе, высоко в ночи, без крыльев, в добрых пяти милях над землей.

Билли отодвинул стул от стола. Сел. Не прошло и полминуты, как вновь поднялся.