Нежная душа. Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Я люблю Тошана всей душой, но мне не всегда легко его понять. Надеюсь, что ты выйдешь замуж за простого и очень доброго парня.

— Может быть, — ответила Шарлотта, втайне подумав о Симоне Маруа.

— Давай-ка вернемся! Мирей обещала испечь пирог с орехами пекан к полднику. Я рада, что наконец отправила это письмо. Тошан будет знать правду. Если он запретит мне ехать в Квебек, тем хуже!

— Если ты говоришь «тем хуже», значит, ты не поедешь? — спросила девочка.

— Я хотела сказать, тем хуже для него. Я поеду во что бы то ни стало! — ответила молодая женщина. — Если хочет мне помешать, то пусть поторопится вернуться!

Ответ Тошана пришел десять дней спустя. Несколько минут Эрмин не решалась разорвать конверт. С тревогой в сердце она вертела письмо в пальцах. Ее супруг мог сообщать в нем о своем скором возвращении, обрушить на нее град упреков, запретить уезжать из Валь-Жальбера. Она молилась в надежде прочесть слова, полные любви и понимания.

«Я думала, что мне не будет дела до его мнения, но это оказалось не так, — размышляла она, держа конверт в руке. — Я позвонила Октаву Дюплесси, и он назначил прослушивание на восемнадцатое мая. Послушать меня придут директор Капитолия и другие специалисты. Папа едет со мной. Я сама не своя от страха. В мире театра это называют «мандраж» — страх перед выходом на сцену. Это слово мне подсказала мадемуазель Каликст. У меня мандраж!»

Испытывая огромную тревогу, она решилась наконец прочесть написанные фиолетовыми чернилами строки, адресованные ей Тошаном.

«Эрмин, любимая!

Эти четыре месяца без тебя стали для меня сплошной мукой, но, увы, мы увидимся только в июле. Прошу, пришли мне по почте фотографии наших девочек и моего маленького Мукки, я буду очень рад и смогу показать своих детей товарищам по работе, они очень славные парни. Единственное, что в нашей разлуке хорошо, так это то, что я неплохо зарабатываю и мало трачу. Как я уже писал тебе в прошлом письме, я выслал денег моему кузену Шогану. На них он сможет починить лачугу, в которой обитает с семьей и где будет жить моя мать, потому что хижину и участок она оставляет нам. Так что у нас с тобой будет достойное жилище. Чем больше я заработаю, тем лучше смогу обустроить наш дом. Любимая, не сердись на меня за то, что я так решил. Если увидишь Пьера Тибо, договорись с ним уже сейчас, чтобы он переправил тебя через озеро Сен-Жан в начале июля. Я тебя встречу, и с какой радостью!

Больше всего на свете мне хочется оказаться наедине с тобой и нашими детьми! Ответь мне поскорее, потому что я давно не получал от тебя письма.

Любящий тебя Тошан»

— «Любящий тебя Тошан»! — вслух прочла Эрмин. — Но это странно! Можно подумать, он не получил мое последнее письмо! «Я давно не получал от тебя письма»… Господи, но ведь мы с папой через шесть дней уезжаем!

Молодая женщина точно не знала, в какой горнодобывающей компании трудится ее муж. Она была в кабинете Лоры и с недоверием смотрела на телефонный аппарат. Его установили три недели назад.

«Мама использует его, улыбаясь от гордости! Она совершенно спокойно звонит своему управляющему в Монреаль, а я едва смогла поговорила с Октавом Дюплесси! Мне почти ничего не было слышно, я кричала в трубку… Вот бы позвонить Тошану, сказать, что еду в Квебек! Я не собираюсь ничего делать у него за спиной. Я ненавижу вранье!»

Эрмин заперлась на ключ и погрузилась в чтение телефонного справочника. У нее было немного свободного времени: Мукки играл в гостиной под присмотром Лоры и Жослина, а Мадлен с двойняшками сидела на втором этаже, в спальне. Благодаря девушке-оператору после многочисленных бесплодных попыток и несвязных разговоров молодой женщине наконец удалось поговорить с одним из управляющих компании, на которую работал Тошан. Он пообещал, что супруг сегодня же вечером перезвонит ей на указанный номер.

День показался Эрмин бесконечным. Она не могла есть, поэтому довольствовалась чаем и теплым молоком. Ее беспокойство росло с каждым часом. Однако она сумела скрыть его от родителей. Пронзительный металлический звонок аппарата раздался за несколько минут до ужина.

Лора направилась в коридор, но Эрмин жестом остановила мать.

— Это Тошан, мама. Он в письме предупредил, что позвонит. Мы должны пользоваться достижениями прогресса!

Бледная, с трясущимися руками, она побежала в кабинет. Мать не настаивала. Она вернулась в столовую к Жослину, сложив руки на округлившемся животе. Этот жест умилял будущего отца с полысевшей головой и седыми усами. Он подмигнул ей, словно желая сказать: «Оставим в покое этих влюбленных супругов! Иди лучше ко мне!»

Эрмин чувствовала, что еще немного — и она потеряет сознание. Сердце колотилось у нее в груди. Прижав к уху трубку из бакелита, она стала слушать.

— Эрмин? Это Тошан! Что случилось? Я так испугался, когда патрон сказал, что я должен тебе позвонить! Кто-то из детей заболел?

— Все в порядке, не волнуйся, — проговорила она, запинаясь от волнения, так была рада слышать его голос. — Я отправила тебе письмо десять дней назад, ты его не получил?

— Нет! И уже начал волноваться, — ответил он.

— А я получила твое, и знал бы ты, как обрадовалась!

— Так что случилось?

— Тошан, я так по тебе скучаю! — сказала она и заплакала. — Ты уехал от меня через две недели после моих родов, ты помнишь? Ты был так мне нужен!

Слезы душили ее, когда она говорила мужу о своих чувствах к нему, о том, что не понимает, почему он так поступает.

— И ты устроила этот переполох, чтобы сказать мне это? — рассердился ее муж на другом конце провода. — Думаешь, я не тоскую в разлуке с вами? Довольно было бы и письма!

Эрмин заставила себя рассказать мужу о запланированной поездке. Набрав в грудь побольше воздуха, она выпалила несколько сбивчивых фраз.

— Что? — взвился Тошан. — Едешь в Квебек на прослушивание? И что, по-твоему, я должен сказать, если ты ставишь меня перед фактом? Поезжай, если это тебя позабавит, но когда вернешься, собирай вещи, потому что этим летом мы перебираемся на Перибонку! Уложи их в ящики, свяжи в узлы! Возьми с собой все, что может понадобиться зимой. В следующем письме я дам тебе мои указания. Целую тебя, дорогая. Сегодня вечером я заступаю на ночную смену.

— Тошан, я люблю тебя! Спасибо, что не ругаешь за поездку. Я тоже тебя целую!

Повторяющиеся гудки дали понять, что муж повесил трубку. Эрмин чувствовала себя еще хуже, чем накануне. Тревога и страх никуда не делись.

— Ненавижу этот аппарат! — пожаловалась она. — А Тошан мог бы поговорить со мной и подольше!

Жослин постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. Он посмотрел на дочь и нашел ее очаровательной в золотистых вечерних сумерках.

— Твой муж в порядке? — спросил он. — Но ты плачешь! Что случилось?