Смерть старого мира. Том 1. Том 2 - Винтеркей

и шелковиста, была прикрыта листьями неизвестного растения, что источала сладковатый запах от которого прояснялось сознание, а усталость отступала. Или это от тех цветов в её волосах? Лицо было настолько красиво, но одновременно мило и невинно, что ни один из лучших скульпторов не смог бы высечь его в камне, а художник запечатлеть на холсте. Это была буквально божественная красота. Но потом моё сокровище открыло глаза, и я почти потонул в них. Большие синие глаза были подобны океану, они вызывали чувств едва ли не больше чем всё остальное тело новорождённой богини. Но вот она окончательно проснулась, распрямилась и ступила своими длинными идеальными ножками на сочную травку. Босые ступни с длинными и красивыми пальчиками почти утонули в неё, но даже так было ясно что трава будто ластиться к ним, стараясь оберегать и защищать, доставить максимум комфорта. Девушка потянулась, как часто делают люди после побудки и начала осматриваться. Глаза, лучащиеся любопытством, изучали каждую травинку, каждый кустик и лист дерева, а также каждый артефакт, искусса и рисунок ритуала. Но синие глаза замерли, когда остановились на мне.

— Па… па? — Спросила новорождённая, робко и неуверенно, словно к чему-то прислушиваясь. И не успел я даже открыть рот для ответа, как она кивнула, будто всё-таки что-то услышала, и тут же радостно улыбнулась. — Па-а-па! — И прыгнула с места мне на шею, преодолев пол сотни метров как не бывало. Меня обхватили руками и ногами, повиснув подобно куале, и начали счастливо пыхтеть и тереться о мою шею милым аккуратным носиком.

Глава 28

Гостиная, в которой мы всей семьёй обычно собираемся была молчалива. Девочки смотрели на новоиспечённую богиню, что устроилась на моих коленях и всё так же счастливо пыхтела, зажмурив глазки и положив голову на мою грудь. Я же её обнимал, чтобы это чудо не свалилось. На всё это ревниво смотрела Алиса, возмущённая что «какая-то там» приватизировала её законное место, так ещё и претендует на место дочки. Сона в это время меланхолично пила чай, наслаждаясь запахами что источала богиня, Агата преданно смотрела не неё же, проигравшая битву с собственными инстинктами, а Оля убежала в свою лабораторию, сразу же как выклянчила у новорождённой прядь волос, листок что заменяет ей одежду и цветок из волос. Всё вышеперечисленное тут же отросло.

— Так. — Задумчиво сказал я, лишь сейчас отметив что зарылся одной рукой в золотой водопад волос. — Надо придумать тебе имя. — Привлёк я внимание девушки, чей чистый взгляд смотрел в мой. — Есть идеи?

— Нет, папочка. — Тут же ответило это милое создание, даже на секунду не задумавшись. Хотя с её физиологией секунда — это как несколько дней для простого человека, так что не аргумент.

— Почему ты называешь папу папочкой? — Надувшись от возмущения как бурундучёк, спросила Алиса.

— Потому что он мой отец. — Тут же ответили ей, нежно и ласково улыбнувшись, словно вспоминая что-то, невероятно ценное и вызывающее тепло и нежность внутри. — Я была рождена из дыхания его души, моя личность была рождена из его эмоций ко мне, мой ум был рождён из его гения, а моя магия была рождена из его. Я его дочь, его творение, а также его личная богиня. — Улыбнулась она. — А он мой избранник, мой защитник, и мой господин. — Закончило говорить божество опять уткнувшись носиком мне в шею, при это чуть ли не мурлыкая. А я кажется придумал как её назову.

— Ну раз у тебя идей нет, то нарекаю тебя Евой. — Снова я начал гладить эту прелесть, ещё крепче прижав ту к себе. Её речь что-то задело в сердце. — Ева Иванова.

* * *

Алиса. В своей комнате.

Лёжа на кровати она смотрела в потолок. Ей нужно было подумать. Сама ситуация с Евой была… нормальной. Алиса была не против нового пополнению в семью, её вкусы вполне позволяли спокойно относиться к новой женщине у папы. Да та же Оля была притащена изначально из-за неё, папа просто хотел создать очередного болванчика с редким классом, вот и всё, а ей Оля понравилась и в итоге та стала членом семьи. В общем, наличие других женщин у своего мужчины Алиса воспринимала нормально. Она любила папу, его властные и сильные руки, его мужественное и волевое лицо. То чувство безопасности за его спиной было лучшим что она испытывала в жизни. И она любила маму, её нежные и чувственные поцелуи, чувство её заботы и любви, её желание доставить ей как можно больше удовольствия которая может понять только женщина. И Алиса понимала, что это не совсем нормально, но какое ей дело до серой массы? Уже в десять она совершила столько сколько не каждый человек за всю жизнь способен сделать. Она жила и была счастлива, она и сейчас счастлива, но… Ева.

Ева была ей симпатична. Да что там, из-за связи с источником она буквально чувствовала её отношение к себе и было там столько тепла и любви что в них можно было бы утонуть. Но именно данная связь и вызвала проблему. Алиса так же чувствовала и отношение самой Евы к отцу. То, что данная особа назвала того папой это лишь пол беды. Главная проблема заключается в том, что она заявляет прав на папу больше чем они все вместе взятые. Это буквально чувствовалось! Эта Ева буквально источала превосходство над их «плотской» связью! Будто занятие любовью это что-то низменное, что-то что никогда не сможет превзойти их с папой отношения! И это бесило. Она его дочь! Его продолжение, его воспитанница, наследница и ученица! Его главное творение и главный смысл его жизни! А он её.

Последняя мысль что-то всколыхнула в памяти. И точно. Всё что она только что перечислила это не она придумала. Она была согласна с каждым словом и не думая подписалась бы под каждой буковой, но впервые произнесла их не она, а мама. При воспоминании о матери как обычно подступила грусть с тоской, но они быстро отступили. Магия разума позволяла контролировать и такое. Сейчас её больше интересовал другой их разговор, который случился после её первого раза с папой.

* * *

(Минутку внимания. На всякий случай. В данном отрывке произошла пространственно-временная аномалия и все персонажи стали совершеннолетние, а люди резко прибавили +100 лет к сроку жизни. Спасибо за внимание)

Четыре года назад. Пентхаус Ивановых.

На кровати сидели двое, мать и дочь. Первая была прекрасной и обворожительной блондинкой с ясными голубыми глазами и прекрасной