Шолох. Призрачные рощи - Антонина Крейн

Атмосфера вновь разительно переменилась.

– Я убью его, Полынь. Ты даже не представляешь… – зашипела Ходящая, сжимая и разжимая кулаки, – как это унизительно. Как это омерзительно, слабо, недостойно. Я всю свою жизнь положила на службу ему, я ни о чем не думала так часто, как о том, как бы помочь ему усидеть на этом пепловом троне! Я жила королевством! Я жила Смаховым лесом! Это был мой смысл, мой свет, мой север, мой юг, – это была я сама! И зачем?! Чтобы он бросил меня, в конце концов?!

Неконтролируемый всполох огня сорвался с кистей Тишь вместе с ненавидящим рыком.

Архимастер подошла и ткнула Полынь пальцем в грудь.

– Ты меня знаешь, – отчеканила она. За жесткостью ее голоса слышалась тщательно скрываемая дрожь. – Я сильный человек. Я могу не спать месяцами, сосредотачиваться на одном, бить в цель непрерывно, пока не пробью любую стену, не разрушу любое препятствие, – я выращена бойцом, я молча выдерживаю пытки, на которых другие молят о смерти! Я не сдаюсь; падая – поднимаюсь; от боли – рычу, а не плачу, и проигрыши меня лишь подхлестывают. Я верна до конца, я сильна до конца, я не боюсь сильных чувств и вообще не боюсь – если только себя. И ты знаешь это, Полынь из Дома Внемлющих, потому что ты не только плоть от плоти моей, ты мой ученик, мой ставленник, ты – почти я! Мне казалось, я способна на все. Искра моя безгранична. Тень – моя сила, солнце – мой свет. И царствие мое продлилось бы тысячелетье!.. Если бы не он.

Она ссутулилась, отступая назад.

– Если бы не он. Человек, который отказал мне в смысле. Сломал мою жизнь, не вдумавшись даже, что именно он ломает. Вообще не поняв – что сломал.

Тишь молча вернулась к креслу и опустилась в черный бархат. Она выглядела смертельно уставшей. Уже не верящей в свою войну.

– Я не могу отпустить это просто так, – глухо и упрямо сказала Ходящая. – Что бы ни говорил Рэндом о прощении, я не могу взять и… уйти. Я убью его, Полынь. Я клянусь тебе: я убью. И я готова к последствиям.

– Не надо. – Ловчий спрыгнул со стола, покачал головой: – Это ничего не изменит. Не заполнит ту дыру, о которой ты говоришь. Месть бессмысленна.

– Просто тебе никогда не говорили, что ты не нужен! – зарычала Тишь. – Ты не понимаешь, чего я хочу, Полынь. Чего я всегда хотела.

– Понимаю, – тихо возразил напарник. – Ведь это, знаешь, в некотором роде всеохватывающее желание. Неважно, теневик ты, Архимастер, король, лавочник или странствующий философ, – мы все хотим, чтобы нас любили. Такова неприглядная истина, объединяющая всех живых.

Тишь издала странный звук, нечто среднее между смешком и всхлипом.

– Тебе не надо убивать Сайнора, – повторил Полынь. – Это ничему не поможет, поверь. Откажись от плана.

– Откажись, пха? – горько бросила она, глядя на него почти с ненавистью. – С чего бы это? Что изменилось?

– Я здесь – вот что изменилось.

Ловчий присел на корточки возле ее кресла:

– Ты один из самых близких мне людей, хотя я и не разделяю твои методы. Тебе не с кем было обсудить свой план – ты варилась в нем и в своем одиночестве, и ни сироты, ни Гординиус Сай ни в чем тебе не возражали. Но я – равный тебе. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

Он взял ее за руку.

– Как и ты, я знаю, каково это – когда рушится весь твой мир и ты чувствуешь себя жалким обломком прошлого. Я до сих пор иногда думаю так о себе, но это неправда. Мир идет вперед, что бы ни случилось; и ты, и я, каждый из нас может идти дальше вместе с ним. Каково бы ни было горе, однажды оно утихнет. То, что ты не смогла простить Сайнора за три года, не значит, что ты никогда не сможешь. Просто дай себе еще немного времени. У тебя есть жизнь впереди, тем более теперь, когда вы договорились с Рэндомом. И поэтому я прошу тебя, Тишь: не убивай короля, не хорони себя вместе с ним. Пожалуйста. Откажись от мести, пока не стало слишком поздно.

Полынь говорил с жаром, убежденностью и страстью, каких раньше никогда не показывал. Тишь вся как-то сгорбилась во время его монолога, закрыла глаза, отгораживаясь от мира.

Я подумала, что будь на ее месте любой другой человек, он бы уже плакал, – настолько болезненная, страшная аура горечи окружала Ходящую. Полынь крепко держал ее за руку, будто пытался вытащить из какого-то очень далекого, очень злого места, монотонно вкачивая в нее всю свою уверенность и спокойствие.

Бери. Бери. Только вернись, я тебя очень прошу, Тишь. Все будет хорошо.

Тикали часы. Приближалась полночь.

– …Ты действительно полагаешь, что мне надо просто… передумать? – тихо, надтреснуто спросила Архимастер.

– Да.

– Меня перестанут уважать, если я так сделаю.

– Кто перестанет? Я?

– Например. – Тишь хмыкнула, как бы признавая глупость своих слов. – Ты, помнится, никогда не отказывался от плана. Даже такого долгого, как упомянутое Генеральство ради моей свободы. Спасибо, кстати. Не было случая сказать раньше.

– Пожалуйста, Тишь.

Полынь покосился на часы, чьи стрелки неумолимо ползли вперед. Тишь проследила за его взглядом. Потом они посмотрели друг на друга, внимательно, грустно: два человека, выброшенных, будто щепки, на далекий и пустынный берег.

Тишь вдруг улыбнулась так горько, что мое сердце сжалось.

– Я не могу, – сказала она. – Я просто не могу.

Но это было одно из тех «не могу», что являются последней хрупкой преградой перед «могу» – всепоглощающим и правильным.

Неужели… Затаив дыхание, я подалась вперед. Если он сейчас сможет подобрать правильные слова, она сдастся, и…

Полынь прикусил губу. Вздохнул:

– А если я откажусь от своего сегодняшнего плана, ты откажешься от своего?

– Да, – после паузы сказала Ходящая.

Боги, это происходит.

Полынь поднял с пола опрокинутый кубок Тишь, достал из складок золотой мантии узкую колбу с прозрачной жидкостью, нацедил ее в серебро и сначала глотнул сам, а потом протянул Ходящей:

– Выпей.

Тишь молча выпила эликсир. Пожевала губами, кивнула:

– Противоядие… Значит, ты отравил меня в начале беседы?

– Да. На случай, если ты действительно стала таким безумным чудовищем, как говорят. – Полынь устало потер лицо руками. – Но я рад, что, кроме всей этой боли, ты осталась прежней.

Тишь рассеянно кивнула в ответ на его слова.

А затем нечто темное промелькнуло в лице Ходящей, какая-то кружевная тень, будто брошенная паутина ночи. Она сцепила пальцы рук в замок и, положив на них подбородок, исподлобья уставилась на Полынь.

О нет.

Мне показалось, воздух в подземелье стремительно загустел… Зеленые фонари с осомой затрещали, несколько – лопнули.