Мокрый мир - Дмитрий Костюкевич

Он прыгнул в распахнутую дверь, которая криво висела на единственной зеленоватой петле, выставил перед собой шпагу и пистолет и обвел стволом помещение. Над опасной водой был перекинут переходный мостик.

Нэй шагнул на него и медленно пошел по ребристому настилу. Острие шпаги выцеливало в мутной воде убийцу Матута. В полумраке звонко падали капли. Нэй превратился в обнаженный нерв.

Только инстинкт спас его от неминуемой смерти. Нэй уклонился от вздыбившейся воды, и чудовище пролетело над головой, едва не задев острой кромкой раздвоенного хвоста. Зато достало когтями – извернулось в воздухе и полоснуло по груди. Нэя окатило зловонными брызгами. Пригнувшись, он проскочил вперед, развернулся и увидел, как тритон входит в воду с другой стороны мостика.

Грудь горела огнем, словно по ней провели раскаленной бритвой. Нэй распахнул сюртук и осмотрел рану.

Когти чудовища рассекли грудь на левом соске, кожа висела лоскутами, обнажив мышцы. Нэй выдохнул. Боль была острой – но он обойдется без заклинаний, в которых еще не так ловок и искусен, как его учитель.

Он пошел дальше. Медленно, осторожно. Коснулся клинком мостика – и лезвие призывно заскребло о металл. «Ну же, выходи!»

С невероятной скоростью чудовище вскинулось из воды слева от мостика, но в этот раз Нэй ждал. Специально задержался под низким подволоком. Сделав обманное движение, он по-змеиному распрямился и пронзил чешуйчатое брюхо тритона. Острие шпаги ткнулось в ржавую балку. Страшная тварь тонко завизжала, забилась на клинке, но Нэй удерживал ее в воздухе одной, крепкой как сталь рукой, а другой – разрядил в отвратительную пасть, полную рыбьих зубов, пистолет. Брызнула черная кровь и синеватая слизь. Тварь обмякла.

Нэй выдернул шпагу и отскочил назад. Чудовище грохнулось на мостик и осталось лежать неподвижно.

Тритон был мертв. Непроницаемые черные глаза угасли.

Теперь Нэй мог внимательно рассмотреть своего врага. Голова тритона раздулась, стала непропорционально большой и уродливой и походила на голову рыбы: шипастая, плоская в верхней части, с жаберными щелями и носовыми отверстиями. Огромный рот не закрывался из-за длинных, острых, изогнутых вовнутрь зубов.

Грудь и живот твари покрывали острые плавники и серебристо-синеватая чешуя, которая темнела к хвостовому плавнику. Нижняя половина тритона вблизи выглядела жалко: вся в сердоликовых проплешинах, там, где от старости или болезни отвалилась чешуя.

– Самоуверенный глупец, – сказал человек, – и старый мертвый русал.

Девочка была заперта в одной из кают.

– Ты принц? – спросила она.

– Нет.

– У тебя кровь. Больно?

– Нам пора.

– У меня болят ноги. Я долго не ходила. И не ела.

Он взял ее на руки – худенькое, костлявое, грязное тельце – и вынес к лодке. Глазастая и рыжеволосая, девочка внимательно разглядывала его. По возвращении в Полис Нэй прибегнет к помощи Титуса Месмера. Не стоит девочке помнить эти ужасные дни в плену тритона.

Нэй не знал, что рано или поздно она вспомнит – будучи уже взрослой, проснется среди ночи, и ясные образы просочатся сквозь поставленный некогда блок.

Нэй опустил ее на лавку. Она наклонилась, что-то подняла со дна и протянула ему.

– На! Это тебе!

Он посмотрел на белое перо.

– Зачем?

– Вставь в шляпу! Ну же!

Он вздохнул, снял шляпу и сунул перо под ленту.

– Очень-очень! – обрадовалась девочка. – Я же говорила!

– Рад, что у тебя хорошее настроение. Всем пленникам бы такое.

Она нахмурилась.

– Мне было страшно.

– Ты все забудешь. Обещаю.

– Хорошо… Нет, не хорошо! Как я тогда вспомню об этом приключении?

– Давай так. Я расскажу тебе о нем, когда ты повзрослеешь.

– Давай… А как тебя зовут?

Он долго не отвечал. Но она не отводила глаз, царапала взглядом.

– Георг Нэй.

– Хорошо. Я запомню.

Она чего-то ждала. Все смотрела и смотрела, и он снова не выдержал.

– Что?

– Не хочешь спросить, как меня зовут?

Он вздохнул:

– И как?

– Джиа!

– Ладно. Помолчи.

Нэй отвязал веревку и оттолкнул лодку от Парома. Голем взялся за весло.

– Ой, ненастоящий дядя!

Это отвлекло ее на некоторое время.

– Меня тошнит, – пожаловалась Джиа.