Рим. Цена величия - Юлия Голубева

– Старый, может, еще не умер, а мы уже празднуем! Новый-то больно торопится! – неожиданно сказал молодой грек.

– Лучше помолчи, Полибий! Тебе почем знать? Сам префект претория объявил нам, что Тиберий мертв, – ответил смуглый сириец. – Пей себе! Сын славного Германика, того, что умер на моей родине, достоин быть цезарем более, чем кто-либо. Плесни мне еще вина! Слава Астарте, теперь у нас будет хороший повелитель с добрым сердцем.

Кувшин опустел, и Полибий наполнил его снова.

– Как бы не явился управляющий, – заметил сириец, – нас могут высечь за воровство.

– Вот еще, – сказал третий раб, тоже грек. – Он уже пьян с утра. Повара стараются на кухне, а наш черед кравчих еще не настал. К вечеру мы сумеем протрезветь, не впервой.

Глаза сирийца хитро заблестели, и он наклонился поближе к товарищам.

– Кто видел, стоит ли стража у покоев Тиберия? – спросил он.

– Нет, – ответил второй грек, – Макрон убрал ее. Ни к чему теперь охранять мертвого старика. Теперь никому нет дела до покойника.

– Можно неплохо поживиться, – важно изрек сириец, – в покоях цезаря немало ценных вещей, перекупщики краденого с радостью заберут их.

– Но цезарь еще жив, – с ужасом произнес Полибий. – Раба-вора распнут, если уличат. Я не хотел бы оказаться на кресте.

– Вздор! Тиберий мертв! Калигула заявил, что сам закрыл ему глаза, – ответил ему предприимчивый сириец. – Все будет в порядке. Полибий постоит на страже, а я проникну в покои цезаря, если остальные боятся. Но две трети добычи мои. А свою треть делите, как хотите.

– Идет! – Полибий даже привстал от волнения, позабыв, что сомневался в смерти старика.

Сириец прошмыгнул в комнату цезаря тихо, как мышь. Тусклым огоньком тлел единственный светильник у изголовья высокой кровати. Старик лежал, скрестив тощие руки на груди, мертвенно-бледный, с заостренными скулами и провалившимся ртом. «Покойник, точно. Полибий, дурак, сомневался», – подумалось рабу, и он смелее двинулся к стоящему рядом с постелью кованому ларю. От неловкого толчка свалилась статуэтка, и сириец испуганно замер на месте. Возможно, это и спасло его. Покойник неожиданно шевельнулся, опустив иссохшую руку, и застонал.

Ужас сковал сирийца, ноги онемели, и он со страхом наблюдал, не в силах убежать, как Тиберий садится на кровати и трясущимися руками шарит вокруг себя.

– Проклятье! – раздался его слабый голос. – Где мой перстень? Эй! Кто-нибудь! Немедленно сюда!

Испуганный сириец юркнул к двери, но споткнулся и запутался в мягком ворсе ковра. Тиберий, услышав шорох, принялся кричать все настойчивей.

Сириец, наконец выйдя из оцепенения, вылетел из комнаты и помчался по коридору мимо удивленного Полибия. У входа он столкнулся с Макроном.

– Проклятый раб! – закричал префект претория, хватая его за рукав.

– Император жив, господин, он ищет свой перстень!

По искаженному от страха лицу раба Макрон понял, что тот говорит правду. И растерялся. Сириец, воспользовавшись тем, что хватка ослабла, вырвался и побежал по коридору, громко вопя.

Новость в мгновение ока разнеслась по дворцу и достигла атриума, где Калигула встречал гостей.

В белоснежной тоге и пурпурном плаще, он гордо возвышался в золотом солиуме, рядом стояла его прекрасная супруга. Поистине божественным величием веяло от этой пары, и счастьем лучились глаза влюбленных, принимающих поздравления и уверения в преданности.

Паника и ужас охватили присутствующих, когда была услышана страшная новость. Поспешно отдавая приказания рабам готовить носилки, все бросились прочь. Послышались крики: «Слава богам! Наш цезарь жив! Да здравствует Тиберий!»

Калигула вскочил с солиума и заметался в страхе. Он сдернул перстень с пальца и сунул его в руку не менее растерянной Юнии.

В глазах ее вспыхнула тревога, безотчетным движением, будто ожегшись, она отбросила перстень прочь, и он покатился под ноги префекту претория. Атриум тем временем пустел, бестолково сновали гости. Гай и Юния беспомощно смотрели друг на друга, потом, повинуясь порыву, обнялись и застыли, объятые ужасом.

Макрон молча поднял кольцо, презрительно усмехнулся. Не знамение ли это того, что именно ему суждено стать императором? Сама божественная Клавдилла вручает ему символ власти. Но усмешка быстро исчезла с губ. Нет, время еще не пришло! Рано думать об этом!

Внезапно решившись, он закричал громким голосом, словно обращался к легиону, а не к толпе напуганных безумцев:

– Вернитесь, жалкие глупцы! Тиберий умер еще ночью!

Кто-то из уходящих обернулся. Юния метнула удивленный взгляд на Макрона и быстро шепнула что-то Гаю на ухо.

– Кто же так боится мертвеца и доверяет глупым слугам?! – громко спросила она. – Смотри, Гай Цезарь, как покидают тебя те, кто клялся в верности! Тиберий мертв, ты сам закрыл ему глаза, а я слышала, как он испустил последний вздох. Префект претория тому свидетель! Или кто-то не доверяет нам?

Слова ее молнией разнеслись по дворцу, как перед этим выкрики сирийца, и были услышаны в каждом уголке.

Макрон уже бежал в покои Тиберия, Юния устремилась следом, пока Калигула, еще не опомнившись от испуга, стоял посреди атриума.

Они вбежали в темную кубикулу почти одновременно. Тиберий уже стоял на ногах, опираясь на посох, стоны из его уст перемежались с проклятиями.

Префект претория с размаху налетел на старика, повалив его на кровать своим мощным телом. Император пытался сопротивляться, но справиться с могучим Макроном ему было не под силу. Макрон кинул ему на лицо подушку и принялся душить.

Из последних сил Тиберий вскинул посох и ударил убийцу в лицо, тот с яростным воплем отшатнулся, и цезарь неожиданно громко завопил, призывая на помощь. Юния, как пантера, вскочила ему на грудь и обеими руками прижала подушку к лицу Тиберия, заглушив крики. Длинные костлявые пальцы клешней впились в ее нежное плечо, она застонала, и в этот миг Макрон, оттолкнув ее, навалился на подушку всей своей тяжестью.

Хватка постепенно ослабла, и иссохшая рука старика безвольно упала. Юния осторожно коснулась Макрона.

– Довольно. Он умер, – тихо сказала она. – Уходи лучше. Я побуду здесь.

Даже не взглянув на нее, Макрон вышел, но в коридоре бессильно прислонился к колонне и неожиданно заплакал, как тогда, в ночь ее свадьбы, осознав, что страшная клятва отомстить никогда не будет исполнена. Он был и останется рабом своей слепой любви навсегда, совершив ради этого самое страшное преступление!

Юния, оставшись одна, еще долго всматривалась в лицо Тиберия, потом сложила ему руки на груди и прикрыла глаза. Все это доставляло ей неизъяснимую радость, и она тихо смеялась, впервые за долгие месяцы чувствуя покой. Враг мертв! И ее Сапожок теперь достиг величия благодаря ей. Теперь можно расслабиться и наслаждаться благами.