Вторжение драконов. Последняя битва - Бернхард Хеннен

Князь вскрикнул и завалился на бок. Некоторые кентавры схватились за мечи, но оглушенный Секандер замахал руками с пола.

— Оставьте его в покое. Он победил.

Эльф был поражен тем, насколько по-рыцарски князь отнесся к своему поражению. Он протянул Секандеру руку, но все же не сумел помочь массивному кентавру подняться. Из-за скользкого пола задача была не из легких. В конце концов, с помощью четверых кентавров Секандера все же удалось поднять.

— Пойдем выйдем, эльф. Хочу поговорить с тобой.

Немое удивление, последовавшее за победой Асфахаля, превратилось в многоголосое бормотание. Гости подсчитывали выигрыши, громко кричали от восторга. Хозяин дома стоял в окружении группы фавнов и кобольдов, отдавая приказы по уборке пола.

Майя бросилась к Асфахалю.

— Тебе было больно, когда он пнул тебя...

Эльф кивнул.

— Верно! — А затем громко продолжил, чтобы слышали все собравшиеся. — Мне страшно повезло, что я еще стою на ногах. Вообще-то победителем следует признать пунш, из-за которого князь Секандер и упал.

Послышался негромкий смех.

И только Секандер продолжал сохранять серьезность. Когда он подошел вплотную к Асфахалю, Майя снова преградила ему путь.

— Пожалуйста, не нужно больше ссориться...

Тут наконец-то улыбнулся и князь.

— Следующий пунш, который свалит меня с ног, должен быть хотя бы у меня в желудке, — он кивнул Майе. — Ты одноножка, верно?

Девушка задрожала под взглядом массивного воина. Асфахаль положил руки ей на плечи, собираясь защитить.

— Мне жаль, что так получилось из-за одного из моих ребят, — произнес князь, но голос его не соответствовал сказанным словам.

— Его так и не наказали... — осмелилась произнести Майя, дрожа всем телом.

Секандер снова беспокойно переступил с ноги на ногу. Судя по всему, ему была неприятна встреча с кобольдшей. Он махнул рукой одному из своих спутников.

— Мой меч!

Асфахаль не поверил своим глазам. Оруженосец бросил своему князю оружие, который поймал его в воздухе. Что же будет... Секандер сорвал с широкой перевязи одну из монет и протянул ее Майе.

— Я в долгу перед тобой. Если тебе когда-нибудь потребуется помощь князя, покажи эту монетку любому кентавру в городе, и тебя отведут ко мне.

Майя не решалась принять подарок.

— Это золото?

— Не в золоте дело. Мое расположение не купишь за золото, — он вложил монетку ей в ладонь и заставил сжать кулачок. — Береги ее. Это твое сокровище, — его чистые синие глаза поглядели на Асфахаля. — А ты сейчас пойдешь со мной.

Они вместе пересекли холл и вышли из особняка. По одному знаку князя все, стоявшие слишком близко, разбежались в разные стороны.

— Ты не хочешь мне ничего сказать, эльф? — поинтересовался тот, уперев оба кулака в бока.

— Понятия не имею, о чем ты.

— Тогда я тебе кое-что скажу. Ты не тот, за кого себя выдаешь. Если бы ты того не хотел, я ни за что не ударил бы тебя. Ты не случайно уронил со стола миску с пуншем. И не случайно, что ягоды земляники лежали именно там, где я на них поскользнулся. За всю свою жизнь я ни разу не слышал об эльфе, который голыми руками отправил бы кентавра на пол. Так что такой, мужик, как ты, забыл в Уттике?

— Приехал на свадьбу своей сводной сестры, — с улыбкой произнес Асфахаль. — Ты любишь играть в кости, князь? Я бы с удовольствием пришел к тебе в гости. Я принесу амфору хорошего вина, и мы начнем все сначала.

— Не трудись. Тот, кому есть, что скрывать, никогда не будет мне другом. Ты неискренен. Равно как и Бидайн. Никто во всем княжестве так и не понял, почему Шанадин вдруг решил жениться на няньке. А потом еще это убийство прошлой ночью. Я буду следить за вами, эльфами. И выясню, что происходит в моем городе.

Асфахаль чуть было не спросил об убийстве, но затем решил не злить Секандера.

— А что это за история с монетой?

Князь недовольно фыркнул.

— Старая история. Малышку покалечил сын сестры моей жены. Наказать его должным образом я не мог. Я взял себе жену из того клана, чтобы укрепить связи между нами, и наказать мальчишку значило бы разворошить былые обиды, — кентавр усмехнулся. — Что ж, сейчас он в Нангоге. Возможно, судьба рассудит лучше меня.

Князь нравился Асфахалю. Прежде он считал кентавров безмозглыми варварами. Судя по всему, это было ошибкой.

— Жаль, что мы не можем стать друзьями.

— Все в твоих руках, эльф. Дружба начинается с искренности.

Без зазрения совести

На протяжении всего бесконечного празднества Бидайн то и дело украдкой поглядывала на Асфахаля, который, к счастью, все же передал своего коня конюшим. Он был точно таким же, каким она помнила его по Белому чертогу: дерзким и буквально непристойно красивым. По его одежде, несмотря на хороший крой и качество, было видно, что она знавала и лучшие дни. Туника выглядела немного поношенной, подол белого плаща истрепался, а кожа сапог потрескалась. Но полированный серебряный обруч и его располагающая улыбка придавали ему изысканность, не меркнущую даже несмотря на мелкие недочеты. Бидайн никогда не доводилось встречать более привлекательного и желанного мужчину. И это чувствовала не только она. Почти все присутствующие дамы украдкой наблюдали за ним, а вызывающее появление сделало эльфа еще более привлекательным в их тазах.

Шанадин же напротив, его возненавидел. Во время праздника он то и дело отпускал колкие замечания. Ее обычно такой спокойный и уравновешенный супруг совершенно утратил самообладание. Бидайн никогда не видела, чтобы он столько пил, и, судя по всему, это не шло ему на пользу.

— Вежливость и уважение — вот столпы, на которых держится любое успешное общество, — объяснял он Алариону, первому капитану его небольшого торгового флота. Аларион был суровым и хитрым мужчиной. Правую его бровь разделял шрам, а на щеке под ним виднелась тонкая белая линия. Волосы у эльфа были черными, как вороново крыло, а взгляд странных глаз янтарного цвета всегда был Бидайн неприятен. Аларион не любил ее и не скрывал своего отношения.

— Кажется, семейка у него странная, — намеренно громко заявил он, чтобы слышала Бидайн. — Я бы не удивился, если бы таким выпадом он завоевал расположение кентавров. Человекокони глупы. Они любят драчунов и задир.

— А ты, Аларион, сейчас хотел проверить, сколько времени откровенность считается добродетелью и в какой именно момент превращается в открытое оскорбление? — с холодной улыбкой поинтересовалась Бидайн.

Шанадин обернулся к ней, опрокинув при этом полный бокал с вином.

Бидайн подхватила его прежде, чем он успел упасть со стола, но половина вина пролилась на ослепительно белую скатерть и накапала ей на подол.