Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Ничто не могло быть лучше рассчитано для закрепления ненависти бирманцев к имперской власти. «Ни одна труба, подстрекающая к мятежу, не влияет так яростно на население, как крики женщин в деревнях, оплакивающих братьев и мужей, убитых не в сражении, а ради демонстрации силы и суровости завоевателя, занятого установлением свей власти», — писал один свидетель[1418].

Индийский Национальный Конгресс не желал сталкиваться с таким же испытанием, он придерживался конституционного пути. Но вялый и ленивый Дуфферин, который вначале симпатизировал этой партии, теперь почувствовал тревогу. Ему сообщили, что Юм стремится стать индийским Парнеллом, и он его проклял (частично справедливо), называя тщеславным и лживым эксцентриком.

Дуфферин распустил Конгресс (с еще большими основаниями), как представительство «микроскопического меньшинства», добавив необоснованное заявление о том, что британская администрация является защитницей «безгласных миллионов»[1419]. Британцы действительно пошли на уступки — в частности, расширили участие местных жителей в провинциальном управлении. Они даже сделали жесты благотворительности — например, позволили индийским игрокам в крикет пользоваться эспланадой в Бомбее, ранее отведенной только для европейских игроков в поло. Они надеялись, что игра в крикет и проведение межнациональных матчей способствует крепости Британской империи. Но когда группа парсов победила команду из Англии в 1890 г., «мычащая, многоцветная толпа» праздновала свою победу, как писал один белый наблюдатель. Они бегали взад и вперед, «что-то тараторя, болтая и бормоча, пытаясь отогнать злых духов»[1420].

Такие проявления обеспечивали также проведение британцами своей традиционной политики использования «готовых трещин и разрывов»[1421] внутри индийского общества. Они говорили, что Конгресс не станет выступать от имени нации, потому что нет никакой нации. Есть только мозаика конкурирующих друг с другом рас, религий, каст, обычаев, языков и манускриптов. Индия была (если процитировать Уинстона Черчилля) «не более объединенной страной, чем экватор»[1422].

Сам Конгресс проиллюстрировал это заявление, разделившись из-за глубочайшего раскола между индуистами и мусульманами. Его единству также угрожали такие спорные вопросы, как детские браки. В 1891 г. вице-король Индии предложил поднять брачный возраст после того, как одиннадцатилетняя жена умерла в результате вступления в половые отношения со взрослым мужем. Реформа была проведена во имя западного просвещения (хотя до 1929 г. возраст, позволяющий девушкам вступать в брак в Великобритании, составлял двенадцать лет). Это вызвало яростную реакцию деятелей возрождающегося индуизма под руководством читпавана («очищенного огнем») брахмана Б.Г. Тилака. Чтобы удержать его в своих рядах, Конгресс тянул время и лавировал, пытаясь сфокусировать внимание на общеиндийских целях. Такая цель появилась после 1895 г. Ее обеспечили столь серьезные вспышки чумы и голода, что значительно уменьшили количество населения.

Националисты, которые делали политический капитал на том, что они называли «постоянным выкачиванием богатств» с субконтинента в Соединенное Королевство, правдоподобно утверждали: «Индия истекает кровью, и это может привести к гибели»[1423]. Поэтому Конгресс стал сильнее, и на некоторое время в нем было два конкурирующих лидера — революционер, зачинщик и смутьян Тилак и сторонник социальных реформ Гопал Кришна Гокхале.

Тилак вдохновлял многочисленных последователей-индуистов, вспоминая о прошлой славе Индии, которая воплощалась в правителе-маратхи Шиваджи. Ему нравилось насилие, использованное Шиваджи. Сам он был связан с покушением на одного высокопоставленного британского чиновника во время празднования 60-летия царствования королевы Виктории в 1897 г.

В отличие от него, Гокхале был либеральным гуманистом, который использовал западные традиции, представлявшие собой особую привлекательность для образованной молодежи Бенгалии. Некоторые из этих молодых людей стали такими диссидентами, что ели мясо, пили пиво и приветствовали злобную богиню Кали словами: «Доброе утро, мадам!»[1424] У большинства была страсть к свободе, которая стимулировалась изучением классической литературы и языков. Как сказал писатель Нирад Чоудри, «казалось, мы чувствовали на наших плечах вес невидимой тоги»[1425].

Ганди сравнивал Тилака с турбулентным, таинственным океаном, а Гокхале — со спокойным, заманчивым и привлекательным Гангом. В нем самом они сливались, формируя единый поток от пересекающихся течений индийского национализма.

Ганди обладал «уникальной способностью» соединять привлекательность Тилака для масс с нравственным примером Гокхале[1426].

* * *

Тем временем самый активный, трудолюбивый, амбициозный и хвастливый из всех вице-королей Индии, лорд Керзон из Кедлстона, попытался убить Конгресс добротой. Он вознамерился дать Индии лучшее правительство из всех, которые у нее когда-либо были.

Индостан возбуждал воображение Керзона с тех пор, как еще мальчиком в Итоне, он услышал, как Фитцджеймс Стивен рассказывает о владении Британией восточной колонией, «более густонаселенной, более поразительной и более полезной, чем Рим».

Обращение Стивена было полно «банальностей из школьных учебников»[1427], как заявлял Керзон с характерным для него высокомерием. Но благодаря ему у него возникло видение Индии — оси имперской славы и талисмана британского величия. Поэтому он готовился к исторической роли в британском правлении.

Керзон отлично учился в Оксфорде. Он женился на американской наследнице, много путешествовал по Востоку. Вначале путешественник арендовал у театрального костюмера множество иностранных декораций, большие золотые эполеты, огромные сапоги-«веллингтоны» со шпорами и гигантский кривой меч.

Керзон выпустил много работ и сделался главным парламентским авторитетом по Азии.

Молодой Джордж Натаниэль Керзон, который, как говорили, имеет привычки младшего члена королевской семьи без типичных для них неспособностей, дал ясно понять: ему самой судьбой предначертано сесть на трон вице-короля в Индии. Трон очень удачно размещался в Доме правительства, спроектированном по типу его собственного родового имения.