Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 - Нелли Шульман

зонтик и портмоне. В новый багаж легли кашемировые свитера, набор для бритья, отделанный слоновой костью, флакон туалетной воды, от Floris of London:

– Здесь ко всем относятся одинаково, – подумал Фридрих, – клиент есть клиент. Не то, что проклятые лягушатники, швыряющие тебе в лицо меню, и делающие вид, что не понимают твоего французского… – адвокат Краузе неплохо владел французским языком.

В Британию он ехал с остановкой в Париже. Феникс, через местного посредника, оформлял продажу нескольких холстов, работы импрессионистов. Фридрих обеспечивал юридическое сопровождение сделки. Закончив с делами, побродив по Лувру, он зашел пообедать, в милый ресторан, неподалеку от Люксембургского сада:

– Aux Charpentiers», – вспомнил Фридрих, – его рекомендовал патрон… – адвокат Штрайбль, с семейством, часто навещал Париж. Фридриха обслуживал пожилой, по виду на седьмом десятке лет, официант:

– То есть отец владельца заведения, но это я понял только потом… – приняв заказ, старик пробурчал что-то нелестное. Он скрылся, шаркая, за служебной дверью. До Фридриха донесся успокаивающий голос:

– Папа, парню нет и тридцати. Он был ребенком, во время войны… – пожилой человек отозвался:

– Все равно, Анри, боши есть боши. Ты сам их взрывал, в Сопротивлении, а теперь надо их обслуживать… – луковый суп и утиную печенку Фридрих получил от того самого, бывшего бойца Сопротивления. Лицо ресторатора оставалось бесстрастным, однако Фридриху хватило неприязненного выражения, в его глазах:

– В лондонских заведениях все очень вежливы… – он рассматривал табличку, на небольшом особняке, с террасой, – лягушатники от меня не получили ни сантима чаевых, а здесь я был щедр… – с сэром Освальдом Мосли, Фридриху, тем не менее, пообедать не удалось. Он только выпил чаю, в небольшой квартирке бывшего главы британских фашистов:

– Меня знают в городе, – скрипуче сказал старик, – некоторые, как бы это сказать, старые знакомцы, не погнушаются публичным скандалом… – прочитав в The Times восторженную статью о ресторане «Закусочная Скиннера», Фридрих, было, собрался пригласить туда Мосли. Сэр Освальд покачал головой:

– Владелец заведения воевал, высаживался в Нормандии. И вообще, я избегаю излишней публичности… – Мосли, тем не менее, собирался баллотироваться в парламент, на выборах следующего года:

– С платформой, запрещающей смешанные браки британцев и черных, – ухмыльнулся Фридрих, – и призывающей выслать эмигрантов обратно на Карибы. Бесполезно, в нынешней политике он, словно слон в посудной лавке…

Фридрих приехал в Лондон в поисках молодых людей, сторонников Мосли и правых движений, которые могли бы оказаться полезными, в возрождении рейха:

– Время свар прошло, – сказал ему по телефону Феникс, – мы воевали с британцами, но надо оставить раздоры позади. Люди Мосли делают нужное нам дело… – по мнению Фридриха, никого из хулиганов Мосли нельзя было ни на шаг подпускать к движению:

– Необразованные, невежественные бандиты, – презрительно подумал он, – разукрашенные татуировками. Нет, нам нужны респектабельные люди… – судя по табличке, в особняке, в позапрошлом веке, жил сам Гендель. Фридрих посетил осенний концерт, в боннской филармонии: – Приезжал детский хор, из Гамбурга, исполняли отрывки из «Мессии», Генделя… – он сразу вспомнил имя, на афишах. Она вытянулась, посерьезнела. Темные волосы девочка стянула в строгий узел. Голос остался сладким, кружащим голову, ангельским сопрано. Фридрих даже хотел зайти за кулисы:

– Она меня не узнает, она была ребенком… – он не отводил взгляда от Магдалены Брунс:

– Ерунда, она и не вспомнит, кто я такой… – Фридрих скосил глаза на девушку рядом:

– Она никто, секретарша… – несмотря на его положение в Бонне, адвокат Краузе пока не дотягивал до свиданий со звездами светской хроники, – но, когда Магдалена подрастет, я смогу позволить себе и оперную певицу…

Малышка, как думал Фридрих о фрейлейн Майер, как раз и была дивой театра:

– Она замужем, еще и за евреем, – Краузе поморщился, – тем более, я не собираюсь подбирать объедки Вахида… – он, заранее, снял на день номер в дешевом пансионе, по соседству с вокзалом Кингс-Кросс. Фридрих поселился в Claridge’s, но малышке туда хода не было:

– Во-первых, ее могут узнать, по журналам. Я не хочу риска. Во-вторых, слишком много для нее чести, что называется… – фрейлейн Майер сказала, что ее бывший любовник отправился в деловую поездку:

– Все равно, – отмахнулся Фридрих, – выясни, что случилось с этой женщиной, после войны. Ее имя, Гертруда Моллер… – на фото, сорокового года, шестнадцатилетняя Моллер носила униформу Союза Немецких Девушек. Снимок Фридриху передал Садовник, когда юноша навещал родной Гамбург:

– Предательница залегла на дно. Мы искали ее, но не нашли… – Садовник ощерил мелкие зубы, – скорее всего, британцы поменяли ей фамилию, сделали новые документы. Она должна быть наказана, как и остальные враги рейха… – иногда Фридрих читал в газетах о скоропостижных смертях, или бесследной пропаже бывших узников концлагерей:

– Мы в безопасности, – весело думал он, – боннские министерства кишат бывшими членами партии, а в ведомстве генерала Гелена вообще служат бывшие офицеры СС. Не бывшие, – поправил себя Фридрих, – правильно говорит Феникс, братство СС вечно… – садовник оценил его новый автомобиль, Opel Record:

– Солидно, – наставник потрепал его по плечу, – незачем, в юном возрасте, раскатывать на спортивных машинах, как твой патрон… – Штрайбль, в Мюнхене, ездил на двухместном, спортивном BMW, имелся у начальника и американский лимузин:

– Как у адвоката Ферелли, в Риме, – вспомнил Фридрих визит в Италию, – итальянцы знают, что такое стиль… – он, наконец, выбрал недорогой, серебряный браслет:

– Больше Монике ничего ждать не стоит, – подумал он о секретарше из министерства юстиции, в Бонне, – впрочем, кольца на палец тоже. Я женюсь только лет через десять, и не на простой девчонке… – Фридрих не видел черный кеб, припаркованный у портновской лавки, неподалеку. Адель внимательно следила за прямой спиной немца, в кашемировом, дорогом пальто:

– Ясно, что номер в пансионе сняли почасово… – она брезгливо усмехнулась, – немец там не живет, багажа никакого при нем не было. Он стал обеспеченным человеком, видно по одежде. Он поселился где-то здесь, в Мэйфере… – Адель поймала кеб у Кингс-Кросс. Выйдя из пансиона, обосновавшись в кафе, она подождала, пока немец покинет номер:

– Он дошел до вокзала и взял такси, – девушка стиснула руки, – хорошо, что так. В метро бы я его потеряла… – водитель пробурчал:

– Как по мне, миссис, я бы вашему супругу выдал по первое число… – Адель сделала вид, что следит за изменяющим мужем, – еще и украшения покупает, для любовницы… – немец торчал у витрины ювелирной лавки:

– Рядом квартира Густи, – поняла Адель, – однако сегодня суббота. Она либо на Ганновер-сквер, с мальчиками, либо пошла по магазинам…

По дороге она выяснила, что водителя, подростком, вывезли из Праги на самолетах покойного дяди Питера:

– Мы так сына назвали, – улыбнулся шофер, – в честь него. Пинхасом, если по-еврейски… – она увидела и фото семьи водителя:

– Все счастливы… – Адель сглотнула, – я тоже буду счастлива, нацисты оставят меня в покое, у нас с Генриком появится дитя… – о немце она думать не хотела:

– Я выясню, где он остановился, узнаю его фамилию, и… – Адель вспомнила о фото фрейлейн Моллер, в сумочке:

– Выяснять я ничего не буду, – решила она, – пошли они все к черту… – немец, наконец, шагнул к лавке. Адель отпрянула от окна:

– Что здесь делает Иосиф? Это не Шмуэль, он всегда в пасторском воротничке… Он, наверное, идет в гости, на Ганновер-сквер… – высокий парень, в черном плаще, и такой же водолазке, чуть не сбил с ног Фридриха. Пробормотав извинение, он нажал на кнопку звонка у входа в соседний дом. Герр Краузе окинул взглядом беретку и светлую, козлиную бородку юноши:

– Битник, – хмыкнул Фридрих, – в Гамбурге их не счесть. Они все дегенераты, правильно говорил фюрер… – юноша скрылся в распахнувшейся двери, Фридрих зашел в магазин.

Присев на подоконник гостиной, Густи затягивалась сигаретой.

Девушка редко курила:

– На Ганновер-сквер всегда лежат пачки, – подумала она, – но Теодор-Генрих, как и я, только иногда берет у тети Марты или дяди Максима папиросу… – почти всю ночь проворочавшись в постели, Густи взялась за телефонную трубку, едва дождавшись рассвета. Она устроилась на низком диване, поджав под себя ноги, закутавшись в халат:

– Хорошо, что у меня есть свой телефон. Иначе