Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3 - Бруно Бауэр

о том, что демоны готовили себе гибель, когда умоляли Господа отпустить их в свиней, чтобы они хотя бы остались в своем родном краю, будет считаться исторической лишь до тех пор, пока вера действительно видит в одержимости подавление самосознания дьявольскими духами. Но как только была признана истинная природа этой болезни, стало невозможно считать историческим хотя бы один атом в этом сообщении. Однако Вайс считает возможным, что даже для нового научного сознания этот пункт доклада еще может быть сохранен, так как те, кто знает силы и состояния животного магнетизма, допускают возможность перехода демонических состояний «на других людей и даже на животных». Штраус же справедливо заметил, что «только участие лошадей и других животных в так называемом втором зрении шотландских и датских островитян может быть с уверенностью засвидетельствовано в передаче животным органически-психических состояний». Свинья, однако, еще слишком зверь и закрыта для участия в человеческих состояниях, на которые способны, например, лошади и собаки, чтобы быть открытой для общения с органически-психическими состояниями.

О том, как возникла кульминация — бесы ищут новый дом в свиньях и не находят его, — уже сказано и согласуется с современной точкой зрения, что дьявол, если он хочет быть действительно умным и заключает договор в свою пользу, оказывается глупым и вредит сам себе. «Но как, — спрашивает Уайт, — объяснить, особенно если считать, что эта история была придумана для прославления Иисуса, тот факт, что жители местности, где было совершено чудо, вместо того чтобы восхищаться и восхвалять Иисуса за это, скорее прогоняют его прочь, чем скорее, тем лучше, охваченные ужасом и страхом? Нет ничего проще, если только не ожидать, как, собственно, и следовало ожидать, согласно взглядам прежних критиков, абстрактного прославления: разве высокое не прославляется также в ужасе, который оно внушает низменному, в ужасе и в потрясении, которые его откровение производит в тупых и замкнутых духах? «Даже наставление, с которым Иисус отвергает исцеленного им человека, желающего следовать за ним, не что иное, как тон, в котором можно распознать тип для подобных случаев». Но если под типом понимать внутреннюю необходимость, формирующую черты определенного вида и удерживающую их вместе напряжением, в которое она их ставит, то это наставление также обязательно подразумевается во внутренней цели этого сообщения: в стране тусклой и закрытой Иисус должен оставить после себя свидетельство Своей силы.

Кроме того, только контраст — и притом очень полный и масштабный — привел к тому, что нечистые духи в одержимых с самого начала признали Иисуса Сыном Божьим и взывали к Нему как к таковому. Когда Иисус впервые появился в синагоге в Капернауме, находившийся там бесноватый, а точнее, бес в бесноватом, воззвал к Нему: «Я знаю, кто Ты, Святый Божий». Духи бесовские знали Его и, увидев, воскликнули: «Ты — Сын Божий!» Но Он пригрозил им, что не откроет Его. Но как могло случиться, что с первого мгновения безумцам была предана тайна, которая должна была быть раскрыта и объяснена ученикам и пастве только через долгую историю, через ряд трудных посредничеств и в вере в Воскресшего? Да, если бы это действительно были духи ада, слуги сатаны, вошедшие в это время в народ, то естественно, что они узнали бы Сына Божия, пришедшего разрушить их власть, они должны были бы узнать своего заклятого врага, ибо сатана знал Его, и его спутники тоже должны были бы знать Его, ибо они принадлежат к миру духов, не связанному с конечными посредниками опыта. Но поскольку демониаки — это не что иное, как психически больные люди, они теряют свое всеведение, которое было, в сущности, лишь даром идеального видения позднейшего сообщества, и даже обращение к предчувствиям сомнамбул не поможет их проигравшему делу. Ибо оно никогда не направлено на всеобщность и сокровенное самосознание другого человека, тем более человека, с которым сомнамбула до сих пор не имела никаких отношений, а только на никчемные частности и духовные определения, связанные в то же время с телесным организмом, то есть определения, не имеющие ничего общего с самосознанием Искупителя и Богочеловека.

Вопрос уже не в том, как бесноватые могли признать Иисуса Сыном Божьим, ибо это было невозможно, а в том, почему это должно было произойти, и почему евангельская точка зрения требовала от них невозможного. Ответ на этот вопрос дает нам письмо Марка. Только один раз Лука копирует замечание своего предшественника о том, что бесы призывали Иисуса как Мессию, Сына Божия, а именно в контексте, где Иисус исцеляет больных перед домом Петра и где это замечание не могло быть пропущено, если сообщение не должно было быть слишком лысым и автору нечего было больше поставить на их место. Затем, когда Лука доходит до второго места, где Марк приводит это примечание, он вообще опускает его, так как считает, что уже дал достаточно материала, к тому же он представляет более развернуто, чем Марк, что все стремились прикоснуться к Иисусу, «потому что от Него исходила сила и исцеляла всех», и, наконец, потому что он торопится к Нагорной проповеди. Лука уже не знает ценности этой заметки. Матфей же вообще не нуждается в нем; он даже опускает его в первом месте, где Иисус изгоняет бесов перед домом Петра, и вместо него ставит замечание, что Иисус исцелил, чтобы исполнилось пророчество Исаии: «Он понес наши болезни». То, что Лука опускает в одном случае непреднамеренно и потому, что уже не знает первоначального замысла, Матфею пришлось старательно искоренять и устранять в обоих случаях, если только он в какой-то мере осознавал свойственный ему прагматизм. Согласно его повествованию, Иисус с самого начала признает себя мировым судьей и Мессией — зачем же ему приказывать демонам молчать, когда они называют его Сыном Божьим? Согласно его писанию, Иисус с самого начала признается чудесным Мессией — как же тогда он может казаться заметным и значительным, когда демоны также признают его Святым Божьим? Таким образом, замечание о резкости адских духов было не только бесполезным, лишним, но и тревожным, и его пришлось опустить. Марк же основывал свой рассказ на том, что Иисус не был признан учениками и народом Мессией до конца своего труда; но евангелисту, особенно тому, кто писал первым и своей рукой формировал структуру своего Писания, невозможно было смириться с тем, что никто не признал Господа Мессией и не исповедовал Его таковым. Ему пришлось даже в первый момент явления Иисуса поднять исповедников, которые свидетельствовали, насколько сильным и убедительным было впечатление от личности