Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина

мне её любить? Лучше я буду проявлять внимание к тем девицам, которым нравлюсь, и которые ради меня нарушают запреты.

Княжич ещё раз улыбнулся, но Ивола так и не улыбнулась в ответ:

- Теперь уже поздно, - сказала она. - Я должна идти. А тебе нужно возвращаться за горы.

- Лишний час или два ничего не изменят, - возразил Влад. - Побудь со мной это время, Ивола. Я буду повторять твоё имя, пока ты не согласишься.

Княжич начал произносить имя девицы на разные лады - то просительно, то укоризненно, то с хитрецой, то восхищённо. Когда он произнёс восхищённо, Ивола вдруг повеселела и сказала:

- Если хочешь, я могу остаться с тобой больше, чем на два часа. Госпожа всё равно меня накажет. Ну и пусть, - девица снова надела на голову венок из колосьев. - Зато сейчас у меня праздник.

- Сними венок, - попросил Влад.

- Он тебе не нравится? - удивлённо спросила служанка.

- Я хочу тебя поцеловать, а эти колоски будут лезть мне прямо в глаза, - сказал княжич.

- Нет, - лукаво отозвалась Ивола, которая теперь сделалась такой же весёлой, как была, когда разбудила Влада в лесу. - Я сниму венок, только когда мы вернёмся на поляну.

* * *

Государь Влад часто вспоминал о грехах юности именно тогда, когда слушал обедню. Порой он удивлялся сам себе: "Почему бы мне ни проявить уважение к церковной службе? Почему бы ни пресечь мысли о грехе и ни подумать о спасении души?" Конечно, воспоминания о той давней поездке во владения Гуньяди и особенно воспоминания об Иволе были воспоминаниями о грехе. Влад понимал это умом, но вот сердце не соглашалось.

Влад ведь никого не обманывал и не принуждал. Он сделал то, на что Ивола сама его подбивала. А подбивала она потому, что была влюблена - сама ведь призналась:

- Знаешь, почему я заметила тебя на празднике, а другие не заметили? Я почувствовала. У меня вдруг всё сжалось внутри, и я поняла, что должна обернуться. И я обернулась. Я так рада, что ты приехал! Я рада, потому что... потому что... Ведь я тебе нравлюсь?

В лесу наедине она всё время спрашивала об этом:

- Я нравлюсь тебе? Я нравлюсь? - и Влад отвечал, что да, хоть и не мог сказать, что влюблён.

А Ивола была влюблена, и потому соглашалась на то, от чего отказывались её подруги. Она соглашалась, хоть и понимала, что новое свидание невозможно. Служанка понимала, что её госпожа вряд ли когда-нибудь вернётся в Тырговиште. Ивола просила только об одном:

- Влад, уезжай и не возвращайся. А то тебя поймают.

Княжич уехал, но перед этим отсыпал девице пригоршню золота из своего кошелька:

- Возьми. Это тебе на дорогу в случае чего. Если поймёшь, что я сделал тебя беременной, приезжай ко мне. Я всем скажу, что ребёнок от меня, и ты сможешь остаться.

Иволу обрадовали эти слова, и поэтому Влад не чувствовал за собой вины. Может, он совершил что-то, чего не одобрит священник, но вот дед Влада, мудрый государь Мирча, понял бы своего внука. Дедова тень могла бы сказать: "Ну, что ж. Пусть юность возьмёт своё".

Мирчу прозвали Старый, потому что он правил долго, но старым этот правитель был не всегда. Мирча, которого запомнили как человека рассудительного, тоже пережил пору, когда чувства берут верх над разумом. Правда, эта пора немного запоздала. В юности дед Влада не имел возможности глупить, и потому юношеская глупость настигла его в зрелом возрасте. Мирча оставил после себя трёх сыновей, но только старшего родила законная жена. Среднего и младшего родила другая женщина, не связанная с Мирчей брачными узами. Конечно, Мирча считал эту связь неразумной, но если бы он не сглупил, то не родился бы отец Влада.

Влад узнал про это как раз в тринадцать лет - узнал, и сразу многое сделалось ясно. Так вот зачем Мирча отправил среднего сына на службу к Жигмонду и женил на законной дочери своего соседа, молдавского князя! Мудрый Мирча стремился исправить свой опрометчивый поступок - хотел, чтобы незаконный отпрыск обрёл могущественных покровителей и смог бы устроиться в жизни не хуже законного отпрыска.

Если судить по христианским правилам, Мирча совершил грех, но Влад мог лишь благодарить деда за этот грех, ведь если бы дед не грешил, то ни отец Влада, ни сам Влад не жили бы на свете. И вот княжич пошёл по стопам деда.

* * *

Побег к венграм стал для Влада самым крупным проступком всей юности. Этот проступок княжичу вспоминали долго, причём за побег пришлось расплачиваться, претерпеть не одно наказание, а в первую очередь беглеца наказали страхом.

Вернувшись в поместье боярина Нана, княжич очень удивился и встревожился, не застав там никого из родных. Управляющий имением, вышедший навстречу сразу же, как Влад появился во дворе усадьбы, поклонился отроку с небывалым почтением и произнёс:

- Ой, как славно, что ты вернулся, господин! Ой, как славно! А мы-то стали надежду терять.

- Где мои братья? Где отец Антим? Где мачеха? - спросил недавний беглец, слезая с коня и передавая повод некоему слуге.

- Как же долго тебя не было! - повторял управляющий, ведя княжича по двору. - Мы обыскались. Ой, обыскались. А ты сам нашёлся.

- Я должен дать знать своим, что вернулся, - повторял княжич, оглядываясь по сторонам.

- Конечно, должен, - управляющий пригласил войти в некую боковую дверь.

Влад зашёл и даже не успел спросить, почему в помещении темновато, как вдруг услышал - дверь за спиной резко захлопнулась, и взвизгнул засов.

- Посиди пока здесь, господин, - сказал управляющий. - Ты уж прости, что запираю тебя, но мне так велено. Это чтоб ты снова не убежал. А твои родичи уехали в другое место. Давно уехали.

С этими словами управляющий удалился, а княжич, когда глаза привыкли к полумраку, понял, что заперт в пустом амбаре, где почему-то стояли кровать, стол и стул. Свет проникал сюда только через окошки, устроенные под самым потолком. Они оказались такими маленькими, что отрок не смог бы просунуть в них даже голову, так что весь амбар был похож на настоящую тюрьму, а довершали сходство крепкие стены, сложенные из бруса, очень прочный пол из