След зомби - Олег Дивов

К заместителю декана Тим попал быстро, уже через полчаса. Это оказалось несложно — сначала тонизировать замученную менструацией секретаршу, а потом мощным «щелчком» сквозь дверь настроить грозную замдеканшу на миролюбивый лад.

— А понятия не имею, — сказала замдеканша. — Это вы сами, молодой человек, разбирайтесь в учебной части. Сказать по правде, я так думаю, кому-то вы там крупно насолили…

Круг замкнулся. Стоя в коридоре с глупой ухмылкой на губах, Тим привычно шарил по карманам в поисках фляги. «А откуда ей взяться — я же теперь почти не пью». Тим свернул за угол, спустился по широкой мраморной лестнице и вышел на улицу, под мокрый снег. «Похоже, наклевываются серьезные неприятности. Отец меня тупым ножом зарежет. Больше ему ничего не остается. Выгнать меня из дома он не в состоянии, поскольку дома я и так не живу. Наследства лишить тоже не получится — разве ж это наследство? А вот в морду он мне даст. Бедный папа, здорово я его обломаю. Человек без диплома по его понятиям — не человек».

Дома Тим принялся бесцельно шататься по квартире, потом затеял было стирку, но бросил на полпути. Наконец, перелопатив книжный шкаф, раскопал давно спрятанный от себя литр водки и уединился с бутылками на кухне. Прошел уже месяц с тех пор, как Тим побывал бесплотным духом, узнал о Проекте, убил оператора и принял решение поднять лапки кверху. Для начала он разругался с Рябцевым, а на следующий день сказал Гульнову и Зайцеву, что выходит из расследования. Мотив он придумал отменный: «Мне страшно, я боюсь на этом деле сойти с ума. Я устал общаться с зомби, они пугают меня. Про наведенный бред слышали? Вот так-то. Скоро я начну вам рассказывать про японскую разведку, а мне бы этого очень не хотелось».

Ребята посмотрели на него сначала с интересом, потом с жалостью и отвернулись. А Проект — исчез. Пропал, растворился в воздухе, перестал беспокоить. Как будто и не было его. Никаких симптомов. И вот тут Тиму действительно стало нехорошо. Во-первых, он действительно обрубил ниточку, соединявшую его с людьми, которых уважал и которые хорошо к нему относились. Во-вторых, чем больше времени проходило, тем иллюзорнее казались все его былые страхи. Факты, которые раньше выглядели неоспоримыми, расплывались и таяли. Обжигавшие душу эмоции подзабылись. И иногда, вспоминая, Тим ловил себя на том, что действительно подозревает — а не существовал ли Проект исключительно в больном воображении нескольких десятков сумасшедших?

Тем более что, интенсивно «раскручивая» свою энергетику, Тим вполне мог переутомиться. Психика сенса — чересчур навороченная система для того, чтобы быть совершенной. И она запросто могла дать временный сбой. «Но чем же я тогда занимался добрых полгода? С какими ветряными мельницами воевал? И почему тогда, уверенный в том, что меня травят, как лисицу, и жизни моей угрожает опасность, я был так собран, отважен, неутомим… счастлив? И почему теперь мне так тоскливо и одиноко?

Неужели ты был болен, Тим?!»

Ему вдруг стало тяжело дышать. Тим перевернулся на спину и понял, что плачет.

* * *

— Тимофей, вы не могли бы зайти ко мне на минуточку? — раздалось за спиной.

Тим обернулся. Перед ним, мягко улыбаясь, стоял Гаршин.

— Понимаете, Тимофей, я давно хотел с вами поговорить, но вы теперь так редко бываете в редакции…

Тим, не отвечая, сверлил Гаршина взглядом. «До чего же он мне неприятен! А почему, собственно? Если отбросить некоторые личные претензии, о которых знаем только мы с ним, то почему? Да скользкий он, вот и все. Болезненно костлявый, с острыми маленькими глазками. Взгляд бегает. И весь этот Гаршин какой-то жеваный, помятый… Год назад, когда мы встречались по его личным делам, он просто страшно выглядел, а сейчас, кажется, поздоровел, но ненамного».

— Ну… — начал Тим глубокомысленно.

— Прошу, — Гаршин распахнул дверь кабинета.

Тим помялся, но вошел. При других обстоятельствах он с Гаршиным разговаривать не стал бы. Но теперь, зная, что между Гаршиным и отцом имелся какой-то контакт, решил хотя бы послушать.

В кабинете редактора отдела было непривычно пусто. Прежний редактор, Петя Половец, уволившись, забрал с собой все те маленькие вещицы, которыми обрастают с годами стены каждой редакционной комнаты. Плакаты, вымпелы, флажки какие-то, дружеские послания, макеты удачно сделанных полос. Вроде бы ерунда на булавках и кнопках болтается, а сразу видно, кто в комнате хозяин, что он за человек. Половец был нормальный мужик и не мешал отделу работать. Над расследованием Тима и Зайцева деликатно хихикал, но не более того. Копайте, ребята, а я тут ни при чем.

Гаршин за отдел еще толком и не брался, а напряжение уже создал очень серьезное. Самим фактом своего присутствия. Очень уж у него были характерные замашки человека, делающего карьеру. И при этом — богатое прошлое «аномального» журналиста, еще в застойные годы успешно публиковавшего смелые материалы. Гаршин был свой человек на Байконуре и в Звездном городке, приятель многих космонавтов, автор нескольких книг. И многих статей по паранормальной тематике.

Вроде бы в доску свой. А морда противная. Тим сел, посмотрел на устраивающегося за столом Гаршина и поежился. «Надо бы сейчас «щелкнуть» для большей уверенности, да не успею, он уже рот открыл. Придется в этот рот смотреть».

— Признаюсь, вы очень меня интересуете, — начал Гаршин без обиняков. Тим снисходительно кивнул. «Это ты молодец. Давай продолжай в том же духе».

— Мне удалось разузнать о вас немного, — продолжал Гаршин, — но даже это немногое впечатляет. Вот, давайте вместе посмотрим. Вы не против, Тимофей?

— Ну отчего же. Кстати, я откликаюсь на имя Тим.

— Да? Чудесно. Так вот. Вы интересный молодой человек, Тим. Публикуетесь с пятнадцати лет, причем сразу в солидных изданиях…

— У моих родителей много друзей, — ввернул Тим.

— Это замечательно. В факультетской многотиражке у вас был ряд весьма нестандартных статей…

— До сих пор стыдно.

— Это тоже замечательно. А в нашей газете вы сотрудничаете еще с семнадцати. И делаете очень разноплановые материалы. Одно начало чего стоит — репортаж на первую полосу…

— А тут все пьяные лежали, — честно объяснил Тим. — Некого оказалось послать. Я, правда, тоже был малость того…

— Судя по вашему репортажу, министр образования этого не заметил.

— Вы меня пугаете, Иван Иванович, — пробормотал Тим. Его охватило глухое раздражение. — По-моему, ваша осведомленность выходит за границы приличий. Вы за сколько лет архивы подняли?

— Вы мне интересны, Тимофей, — повторил Гаршин.

— А вы мне уже нет, — отрезал Тим.

— Тимофей, зачем вы грубите?

— У нас вооруженный нейтралитет.

— С какого момента, хотел бы я знать?