Да будем мы прощены - Э. М. Хомс

«Сколько в деревне людей?» – пишу я.

«У нас школа на шестьдесят детей, есть еще человек тридцать или сорок, в том числе старики. Приезжайте к нам, наши дети любят веселиться. Можете ли вы выслать деньги на припасы?»

Как бы это повежливее спросить: а что мы получим за эти деньги?

«Мне будут нужны от вас чеки. Мой бухгалтер очень серьезно относится к делу».

«Что такое бухгалтер?»

«Человек, который следит, куда уходят деньги, – пишу я. – Сколько денег я должен послать? Пятьсот долларов? Не хочу торговаться, но не знаю, что у вас почем».

«Ради веселья на всю деревню? – пишет он в ответ. – Пусть мы бедная деревушка, но живем мы в реальности двадцать первого века. – Небольшая пауза, потом он пишет: – Можно попросить об одолжении? Привезите ибупрофен, если можете. У нас бывают жуткие боли».

«Конечно, привезу», – отвечаю я.

«Спасибо».

«Хорошо, тогда дайте мне знать, какие у вас мысли насчет того, как будет организован праздник и сколько все будет стоить. С этого и начнем».

«Ладно, – пишет он. – Я поговорю с братом и вернусь к вам».

Я отключаюсь, удивленный, что только что разговаривал с незнакомым человеком через половину мира. Мы болтали так, будто много лет знакомы. Проверяю разницу во времени: семь часов. Ой, у него же два часа ночи было!

В пятницу вечером приходит посидеть с детьми лучшая подруга тети Рикардо, а я ухожу ужинать с Черил и ее мужем.

Эд – рубаха-парень, душа нараспашку. Мы говорим обо всем, кроме того, что я сплю с его женой.

– А что у тебя за работа?

– Была преподавательская, – отвечаю я, – теперь литературная и редакторская.

– Да ну? – удивляется он. – Ну и как она? Как ты определяешь, о чем писать и что сказать, а что пропустить?

Я пожимаю плечами:

– Интуиция нужна. А ты что делаешь?

– Семейный бизнес, вулканизация.

– Не напомнишь, что это за штука?

Он произносит долгую речь, пестрящую научными терминами и жаргоном продавцов.

– Поразительно, – восхищаюсь я.

– Перестань ты ему поддакивать, – приказывает Черил.

– Так ведь и правда интересно.

– Такая вот у нас работа, – говорит он. – Так ты женат? И дети есть?

– Недавно развелся, детей нет.

– А как вы познакомились?

Я подзываю официантку:

– Счет, пожалуйста.

Методично выполняя задания из списка Софии к бар-мицве, я с трудом нахожу Райана Вейссмана – молодого ученика раввина. Телефон на карточке, которую он мне дал, чтобы звонить в рабочее время по вопросу «Евреи как изгои», больше не работает. Райан С. Вейссман, сотрудник товарищества «Гершлаг» по постиудаическим исследованиям. Что это еще за исследования постиудаические? Гуглю «Товарищество Гершлаг». Двойной щелчок.

Бинни и Стэнли Гершлаг отметили свою пронесенную через всю жизнь любовь к учению созданием товарищества «Гершлаг» в пятидесятую годовщину своей свадьбы. Они так горды своими сыновьями, Артуром и Абрахамом – «близнецы, ставшие раввинами», по словам Бинни Гершлаг.

– Кто мог бы просить большего? – говорит Стэнли Гершлаг.

– Я могла бы, – отвечает ему Бинни. – И попросила.

Текст прерывается фотографией Бинни, держащей на руках первого внука.

– Аллен Стивен Кениг Гершлаг. Я горда так, что больше и не бывает. То есть бывает, но…

Я нахожу Райана в результате методических поисков в сети и небольших постингов, – как кроличий помет вдоль тропы. Он оставил «лайк» на сайте с названием «Обняться через пропасть» (Могут ли дружить евреи и язычники?), и я его нашел.

– Вы закончили статью о евреях, ставших уголовниками? – спрашиваю я, наконец дозвонившись по телефону.

– Бросил, – говорит он.

– То есть как бросили?

– Прекратил, – отвечает он. – Ушел из школы.

– Но вы же из семьи раввинов, вам же нельзя это бросать?

– Вы себе не представляете, как мне туго пришлось.

– А что случилось?

– Мне стало так горько понимать, как лицемерны бывают люди, как лживы руководители, как прогнило насквозь все на свете. У меня случился серьезный духовный и семейный кризис, и я не мог не спросить себя: хочу ли я быть раввином?

Какой-то у него там шелестящий и хрюкающий звук все время.

– Что это там шумит?

– Свиньи, – отвечает он. – Работаю в глубинке на органической ферме, и одна из моих обязанностей – ухаживать за свиньями. Правда, смешно?

– Да, наверное.

– Очень разумные животные, – говорит он.

Я спрашиваю совета по разным аспектам бар-мицвы, что придает церемонии законную силу – есть ли правила, какие-то специальные молитвы, которые надо произнести, чтобы бар-мицва официально считалась таковой?

– Чего вам не скажут, так это что ничего не требуется, – отвечает Райан. – Когда человеку исполняется тринадцать, он становится взрослым мужчиной. А церемония – это на публику. Человек тринадцати лет обязан соблюдать заповеди Торы, его считают, когда собирают миньян, и он отвечает за свои прегрешения, может быть наказан. Обычно во время бар-мицвы мальчик читает отрывок из Торы, который полагается читать на этой неделе, или может представить статью на конкретную тему.

Я спрашиваю Райана, не хочет ли он принять участие в поездке как наш официальный духовный лидер. Ему нравится мысль принести еврейские традиции в дальнюю деревню, он одобряет то, что делает Нейт, но…

– Не могу, – говорит он. – Хочу, но не могу. Я нужен свиньям. А может, это они мне нужны.

В манхэттенском офисе я болтаю с Вандой в ожидании, пока служитель вынесет из хранилища коробки.

– Еще хочу сказать заранее, что летом меня какое-то время не будет, – говорю я. – Везу семейство в Южную Африку.

– Желаю приятно провести время.

– В крайнем случае меня всегда можно будет достать по сотовому.

Ванда кивает:

– Какого рода крайний случай? Запятая пропущена или не на месте?

– Я просто так сказал. Дам Чинь время догнать с переписыванием и сверкой.

– Хорошо, – говорит Ванда.

– Какие-нибудь советы перед поездкой? Места, которые обязательно надо посетить, знаменитые рестораны?

– Понятия не имею.

– Но разве вы не внучка…

– Старой уборщицы Никсонов в Вашингтоне? – перебивает она. – Марсель всем рассказывает, что моя мать работала у миссис Никсон.

– Странно как-то, – замечаю я, но не развиваю тему. – А сам Марсель откуда?