В присутствии врага - Элизабет Джордж

Робин снова коснулся губами ее губ. Его ладонь прошлась по животу Барбары и на мгновение скользнула ниже. Движение было настолько молниеносным, что Барбара ничего не почувствовала бы, если б не сила его пальцев. Даже когда он убрал руку, ощущение жара осталось.

— Лондон, — произнес он. И улыбнулся. — Давай ужинать.

Она стояла у окна спальни и напряженно вглядывалась в темноту. Фонарей на Бербейдж-роуд не было, поэтому Барбаре приходилось надеяться, что света луны, звезд и фар изредка проезжавших машин окажется достаточно, чтобы выявить признаки присутствия обещанного Линли полицейского наблюдения. Каким-то чудом ей удалось не подавиться ужином. Она даже не помнила, что еще приготовил Робин, кроме бараньих отбивных. На столе в столовой стояли блюда, и Барбара что-то брала с них, изображая процесс поглощения пищи. Она жевала, глотала, выпила бокал вина, поменяв его на бокал Робина, когда тот вышел на кухню за овощами. Но вкуса Барбара не чувствовала. Функционировало, похоже, только одно из пяти ее чувств — слух. И она прислушивалась ко всему: к звуку его шагов, ритму собственного дыхания, к скрежету ножей по тарелкам, а больше всего — к любым приглушенным звукам, доносившимся с улицы. Машина подъехала? Мягкие шаги мужчин, занимающих свои посты? Где-то позвонили в дверь, чтобы полицейские могли в чьем-то доме дожидаться выхода Робина?

Беседа с ним превратилась в пытку. Барбара остро сознавала, что рискует задать не тот вопрос — под предлогом растущей между ними интимности, — который неизбежно выдаст, что ей известна его вина. Чтобы избежать этого, Барбара говорила сама. Рассказчица она была аховая, да и желания откровенничать с Пейном она не испытывала. Но для того, чтобы он поверил, будто она лелеет мечту увидеть его после своего возвращения в Лондон, глаза ее должны были сиять, а голос трепетать предвкушением счастья. Она вынуждена была смотреть ему прямо в лицо и пытаться изображать, будто хочет привлечь его внимание к своим губам, груди, бедрам. Она вызывала Робина на ответные словоизлияния, а когда он говорил, внимала его словам, словно вожделенной истине в последней инстанции.

Это далось Барбаре нелегко. К концу трапезы она вымоталась окончательно. Когда пришло время убирать со стола, ее нервы были натянуты до предела.

Барбара сказала, что валится с ног, что день был длинным, что завтра ей нужно рано вставать — в Ярде надо быть к половине девятого, а с теперешними пробками… Если он не против, она пойдет ляжет.

Он был не против.

— Сегодня у тебя был нелегкий день, Барбара. Ты заслужила хороший отдых.

Он проводил ее до лестницы и в качестве пожелания спокойной ночи потрепал по затылку.

Оказавшись вне поля его зрения, Барбара подождала, прислушиваясь, чтобы он ушел из столовой в кухню. Когда до Барбары донеслись звуки перемываемой посуды, она проскользнула в ванную, где до этого искала ингалятор Коррин.

Затаив дыхание и двигаясь как можно бесшумнее, Барбара перебрала пузырьки и баночки, лежавшие в раковине, куда она их смахнула. Она жадно вчитывалась в этикетки. Обнаружила лекарства от тошноты, от простуды, от плохого настроения, от поноса, от мышечных спазмов и несварения. Все они были выписаны одному и тому же пациенту: Коррин Пейн. Баночки, которую она искала, здесь не было. Но она должна была быть… если Робин тот, кем считает его Линли.

Потом она вспомнила. Он дал таблетки Коррин. Если изначально они валялись в раковине с другими лекарствами, он наверняка их нашел. А найдя, открыл пузырек и вытряс на ладонь две таблетки и… Что он сделал с этой проклятой баночкой? В аптечку он ее не вернул. На краю раковины ее тоже не было. В мусорной корзине тоже. Так где?.. Барбара увидела ее на сливном бачке. Она мысленно издала победный вопль и схватила пузырек. На этикетке значилось: «Валиум», и рядом было приклеено предостережение: «Может вызывать сонливость. Не принимать одновременно с алкоголем. Строго следовать инструкции».

Барбара поставила баночку назад, на бачок. В точку, подумала она. И пошла в свою комнату.

В течение четверти часа она изображала, что готовится ко сну. Потом легла на кровать и выключила свет. Выждала пять минут и прокралась к окошку. Где и стояла сейчас, наблюдая и дожидаясь знака.

Если бы она знала, что они здесь — Линли сказал, что должны быть, — тогда она заметила бы их присутствие, верно? Автомобиль без опознавательных знаков? Тусклый свет за шторой в доме напротив? Движение под деревьями рядом с подъездной дорожкой? Но ничего такого она не видела.

Сколько прошло времени после звонка Линли? — прикинула она. Два часа? Больше? Он звонил из Ярда, но, по его словам, они собирались выехать немедленно. Если нигде на шоссе нет аварии, они должны бы уже приехать…

Прямо за своей дверью она услышала шаги Робина. Барбара кинулась в кровать и забралась под одеяло. Она лежала не дыша, явственно представляя себе: вот поворачивается дверная ручка, открывается дверь и он крадется по ее комнате.

Но вместо этого звуки донеслись из ванной. Он отливал, как из пожарного шланга. Лил и лил. Потом зашумела вода в унитазе, а когда все стихло, Барбара уловила слабый-слабый перестук, который был ей хорошо знаком — таблетки перекатывались в баночке.

Тут в ушах у Барбары отчетливо прозвучали слова патологоанатома, как будто он сейчас стоял в ее комнате.

— Она была без сознания, когда топили, — сказал он, — что объясняет отсутствие на теле каких-либо видимых следов. Она никак не могла сопротивляться. Она была без сознания, когда ее держали под водой.

Барбара резко села. Мальчик, подумала она. Он не собирается ждать до выхода завтрашней газеты. Он едет убивать мальчика сейчас и готовит для этого валиум. Барбара отбросила одеяло, бесшумно, как кошка, метнулась к двери и, чуть-чуть ее приоткрыв, выглянула в волосяную щелочку.

Робин вышел из ванной. Подошел к спальне матери, открыл дверь, мгновение смотрел внутрь и, видимо удовлетворенный, повернулся в сторону Барбары. Она осторожно затворила дверь. Задвижки на ней не было. И времени добежать до кровати тоже. Поэтому она осталась стоять на месте, прижавшись лбом к деревянной панели и молясь — проходи, проходи, проходи. Она услышала его дыхание по другую сторону двери. Он тихонько постучал. Барбара не шелохнулась. Он прошептал:

— Барбара? Ты спишь? Можно войти?

И снова постучал. Барбара, сжав губы, перестала дышать. Секунду спустя она услышала, как он спускается по лестнице.

Это его дом. Поэтому он знает, что задвижки на двери нет. А значит, он не захотел войти, иначе просто вошел бы. Значит, он лишь хотел убедиться, что она спит.

Барбара выглянула в коридор. Слышно было, как он двигается на первом этаже, вот прошел на кухню. Барбара осторожно спустилась вниз.

Дверь в кухню была прикрыта, но не плотно. Барбара чуть-чуть потянула ее на себя, чтобы образовалась щелка. Она больше слышала, чем видела: открылся шкаф, зажужжал электрический консервный нож, тренькнул о кафель металл.