Справочник по философии разума животных - Kristin Andrews,Jacob Beck

направленные на достижение цели), в отличие от случаев, когда сигнализирующий может не иметь добровольного контроля над производством сигналов (например, когда они вызваны его эмоциональным состоянием). Хотя авторы подчеркивают различные аспекты потенциально намеренных сигналов (Call and Tomasello 2007; Liebal et al. 2004; Leavens et al. 2005), они сходятся на двух основных критериях - контексте и времени сигнального поведения.

Во-первых, чтобы сигнал был произведен намеренно, сигнальщик должен произвести его для аудитории, то есть в социальном контексте. Эмпирически это подразумевает, что сигнальщик демонстрирует поведение, ориентированное на аудиторию, например, проверяет состояние внимания получателя, и специфические для аудитории сигналы, например, подает сигнал союзникам, но не врагам.

Во-вторых, сигнальщик должен демонстрировать ожидание ответа после подачи сигнала, то есть следить за поведением адресата. Это связано с тем, что сигнальщики заинтересованы в том, была ли достигнута их цель или нет. Если нет, сигнальщик должен проявить признаки настойчивости и/или проработки (Tomasello 2008; Leavens et al. 2010; Cartmill and Byrne 2007; Russon and Andrews 2010; Genty et al. 2014).

В теоретических работах по интенциональной коммуникации Грайс (1957) описал, что нужно для того, чтобы ситуация треугольной коммуникации (т. е. передачи чего-либо кому-либо с помощью сигнала, Hurford 2007) была успешной, чтобы сигналисты успешно передали сообщение, которое они намеревались передать, а получатели поняли это сообщение. Сигнальщик должен проявить два намерения, связанных с производством сигнала (см. Moore 2016b):

(i) S произносит x, намереваясь, чтобы A произвела определенный ответ r.

и

(ii) S произносит x, намереваясь, чтобы A понял, что S намеревается (i).

Первое намерение часто называют информативным: подающий сигнал намеревается сообщить аудитории о чем-то. Для этого он производит сигнал x, поскольку он служит цели передачи информации через ее значение. Реакция аудитории при этом может быть коммуникативной или нет. Первые два признака интенциональных сигналов, на которые опираются сопоставительные исследования, очень хорошо выявляют такое потенциальное информативное намерение по предложенным эмпирическим критериям: сигнал используется социально, а ожидание реакции демонстрируется.

Второе намерение важности часто называют коммуникативным намерением сигналиста. Это коммуникативное намерение делает очевидным для аудитории, что произведенный значимый сигнал достаточно важен для извлечения, поскольку он был намеренно предоставлен сигналистом; это часто называют демонстративной или открыто намеренной коммуникацией (Sperber and Wilson 1995; Scott-Phillips 2015a).

Эти два признака намеренной коммуникации касаются сигналиста, но этого недостаточно, чтобы назвать коммуникативную ситуацию примером намеренной коммуникации. Для того чтобы коммуникация была успешной, и сигнификаторы, и реципиенты должны гибко и добровольно участвовать в коммуникативной ситуации (Brinck 2001; Carston 2002). Поэтому реципиенты также должны быть способны проявлять определенные черты. Особенно важным представляется так называемый потенциал получателя (Scott-Phillips and Kirby 2013: 428):

(iii) способность получателя сделать вывод из доказательств, представленных ей в пунктах (i) и (ii), о предполагаемом значении S, произносящего x.

Его можно выделить эмпирически, сосредоточившись на ответах получателя и оценив, как они потенциально основаны на умозаключениях, сделанных получателем из контекста и поведения сигналиста. В процессе человеческого общения примером может служить направление взгляда сигналиста (Senju and Csibra 2008; Csibra 2010).

Последний, но более игнорируемый аспект намеренной коммуникации, подчеркнутый Грайсом (1975), заключается в том, что коммуникация может рассматриваться как совместный акт. Таким образом, коммуникация может быть успешной только в том случае, если все ее участники внимательны друг к другу (Brinck 2001), чтобы правильно передать задуманное сообщение. Поэтому для представления грицевской коммуникации нам нужна дополнительная функция, такая как:

(iv) сигнализатор и получатель гибко и добровольно взаимодействуют друг с другом.

Если сигнификатор и реципиент гибко взаимодействуют друг с другом, они будут оценивать коммуникативное поведение другого и определять, как на него реагировать, чтобы успешно достичь своих целей и/или передать свои намерения. На поведенческом уровне это может привести к переключению внимания между участниками (Sacks et al. 1974; Levinson 1983; Kimbrough Oller 2000; Wilson and Wilson 2005). Гибкое взаимодействие всегда должно быть обусловлено в первую очередь значением сигнала. Кроме того, гибкое взаимодействие может потребовать осознания добровольности поведения другого, в отличие от того, что сигнализирующий просто случайно подал сигнал (Grice 1982).

Как отметил Деннетт (Dennett, 1983), индивид, проявляющий такую информативную и коммуникативную интенцию, должен быть способен иметь ментальные состояния, то есть мысли о внешних, нементальных сущностях в мире, и метарепрезентировать. Такая интенциональность бывает рефлексивной. Теоретически, уровней интенциональности может быть бесконечно много, хотя они ограничены когнитивными способностями индивидов.

В ситуации намерений двух сигналистов, вовлеченных в интенциональную коммуникацию, индивид должен быть способен проявлять интенциональность второго порядка, чтобы демонстрировать информативные намерения, то есть сигналист хочет, чтобы аудитория знала о чем-то, когда производит сигнал. Поэтому, чтобы приписать индивиду грицевское информативное намерение, он должен быть способен обрабатывать ментальные состояния второго порядка. В оригинальном грицевском предложении, где S хочет, чтобы A знал, что у S есть информативное намерение (то есть S хочет сделать информативное намерение открытым), интенциональность четвертого порядка может быть даже необходимой: сигналист хочет, чтобы аудитория знала, что сигналист хочет, чтобы аудитория знала о чем-то, производя сигнал.

Такое требование может исключить любое нечеловеческое животное из потенциально возможного проявления намеренной коммуникации, поскольку неясно, в какой степени другие животные, включая нечеловеческих приматов, действительно могут принимать во внимание ментальные состояния друг друга (Call and Tomasello 2007). Хотя исследования , посвященные этому вопросу, дают многообещающие ответы (Hare et al. 2000; Crockford et al. 2012; Schel et al. 2013, Liebal et al. 2004), мы считаем, что необходимо отметить два дополнительных момента, чтобы не отвергать априори идею намеренной коммуникации нечеловеческих животных из-за сложной ментальной обработки, необходимой для выполнения предложения Грицая:

(1) Грицевские требования - это требования к идеальному случаю человеческой осмысленной и рациональной коммуникации, но это не означает, что намеренная коммуникация во всех случаях требует таких сложных возможностей. Они давно подвергаются сомнению и пересмотру в философии языка и когнитивных науках (Millikan 1984; Moore 2016b; Townsend et al. 2016). В повседневном общении сигнальщики часто лишь хотят, чтобы аудитория что-то сделала (например, закрыла окно). В таких высказываниях речь идет не о намерении сигналиста повлиять на состояние знаний адресата, а просто о намерении сигналиста повлиять на поведение адресата, настолько, что они требуют лишь проявления интенциональности первого порядка ("Я хочу, чтобы ты закрыл окно").

(2) Доказательства коммуникативного намерения могут быть найдены в таком простом поведении, направленном на сородича, как взгляд: в сочетании с подачей значимого сигнала он может быть достаточным признаком для проявления коммуникативного намерения (Gomez 1994). Однако использование взгляда в качестве индикатора коммуникативных намерений вызывает споры (Scott-Phillips 2015b и Moore 2016a).

В конечном счете, у нечеловекообразных приматов