Дуэль. Всемирная история - Ричард Хоптон

Только Первая мировая война, охватившая всю Европу после августа 1914 г., покончила со старомодными дуэльными привычками. Дуэли не прекратились совсем даже и после 1918 г., однако они словно бы потеряли прежний лоск и задор, да и смысл как будто бы утратился. Мировые бойни сказали свое слово: после чудовищных потерь в окопной войне воспринимать дуэли серьезно люди по большей части как-то уже не могли. Британия и страны, входившие в состав империи, потеряли около 900 000 человек, Австро-Венгрии 1 200 000, а Франция больше 1 350 000; ущерб в живой силе в Германии и России составил в каждой по 1 700 000 человек. Всего по Европе прямые военные потери достигли 8,5 миллиона человек{728}. В эти статистические данные не входят многие миллионы тех, кто вернулся с войны жутко и навсегда искалеченным. После потери стольких жизней, стольких загубленных судеб мелочнопридирчивые кодексы чести казались чем-то чересчур неуместным.

Воздействие войны на дуэльную традицию во Франции сказалось немедленно. В 1918 г. Жорж Брейттмайер — признанный авторитет по части дуэлей — обнародовал книгу под названием «После войны августа 1914 г. — кодекс чести и дуэль». Значительную часть ее он написал до 1914 г., а когда события обогнали публикацию, сделал необходимые изменения, актуальные для нового, послевоенного мира. Брейттмайер осознавал, что если дуэль будет продолжать следовать традициям, водившимся до войны, она неизбежно утратит почтение. Средством исправления недостатков, по его мнению, служило ужесточение условий: «Дуэль на мечах представляется нелепо смешной, если бой прекращается после царапины в области запястья». Аналогичным образом, «дуэль на пистолетах будет посмешищем, если стороны обменяются выстрелами с двадцати пяти шагов из старомодных дуэльных пистолетов, и при этом ни одна пуля не попадет в цель»{729}. «Теперь, когда война осталась позади, — продолжал он, не теряя оптимизма, — пора вновь со всей серьезностью отнестись к дуэлям, поскольку это позволит сохранить их не только сегодня, но и в будущем»{730}.

Путем обновления дуэли и придания ей большей кровавости Брейттмайер стремился спасти явление от вымирания одновременно и за счет того, что не советовал прибегать к ней по банальным случаям. События, однако, скоро сполна показали, сколь ошибочно он истолковал настроение нации.

В сентябре 1921 г. граф де Поре и Камиль Лафарж схлестнулись на «необычайно яростной» дуэли в Парк-де-Пренс. Начали они с пистолетов, выстрелив по два раза каждый с дистанции 25 шагов, но, не сумев поразить цель, обратились к шпагам. Граф получил три раны в руку, а Лафарж две в правое плечо, но бой, тем не менее, продолжался. Только тогда, когда выпадом Лафарж практически распорол все предплечье оппонента, отчего рука того перестала слушаться, графу пришлось согласиться на прекращение поединка. Наверное, нет ничего удивительного в том, что от дуэли этой пошли волны по воде. Спустя двое суток власти объявили о предстоящем привлечении дуэлянтов к суду, чего уже 60 лет не случалось по дуэльным делам без смертельных исходов{731}.

Дуэль имела самый громкий резонанс в печати после войны во Франции и неминуемо подтолкнула правительство к действию. В начале октября оно разослало прокурорам Франции соответствующие инструкции, напоминавшие о закономерности применения к дуэлянтам статей Уголовного кодекса за убийство и незаконное нанесение ранений. Обвинители взялись за дело, вполне готовые воздать дуэлянтам по заслугам{732}. В январе 1922 г. граф де Поре и месье Лафарж вместе с четырьмя секундантами предстали перед судом в Париже. В сообщении о слушании дела говорилось, что, хотя «закону, запрещающему дуэли, долгое время позволяли почивать», министр юстиции намерен в этом случае действовать по причине резонанса в печати, который получило дело. «Таймс» рассказывала:

Изменения в общественном мнении во Франции касательно морального аспекта дуэли трудно не заметить. Война, стоившая жизни 1 500 000 погребенным в земле французским героям, заставила французов задуматься, стоит ли проливать кровь из тривиальных, часто вымышленных понятий о личной чести и не следует ли считать ее (кровь) священной для дела патриотизма{733}.

За несколько месяцев до встречи Поре — Лафарж Поль Кассаньяк вызвал на бой Леона Доде с условием драться на «обыкновенных армейских револьверах с 15 шагов, стреляя произвольно». Доде можно вполне считать одним из львов парижской довоенной дуэли — он провел не менее 11 поединков. Доде был редактором роялистской газеты «Л’Аксьон франсез», и ему говорили, что он «в день вызывает раздражение у большего количества людей, чем любой другой общественный деятель может разозлить за неделю». С войны он принял решение больше не драться на дуэлях, а потому отклонил вызов Кассаньяка{734}.

В феврале 1922 г. парламентская комиссия, занимавшаяся проработкой вопроса о дуэлях, представила доклад о проведенных изысканиях:

Еще задолго до войны на дуэли все чаще посматривали с презрением, поскольку многие такие встречи походили на хорошо разрекламированные выставки, рассчитанные на шутовское пускание пыли в глаза и удовлетворение тщеславия чванливых типов определенного сорта, ищущих дешевой славы при минимальной опасности.

Комиссия изучала вопрос в отношении того, не надо ли реформировать закон, чтобы он относился к дуэлянтам иначе, чем к тому, кто убивает или наносит раны людям при других обстоятельствах. Она пришла к выводу об отсутствии оснований для таких изменений:

Иными словами, не следует проводить различий между двумя господами, которые дерутся на шпагах или пистолетах из-за какого-то «вопроса чести», и двумя землекопами, сцепившимися друг с другом на кулаках или ножах просто потому, что они чего-то не поделили{735}.

К началу 20-х гг. двадцатого века стало ясно, какие ветры дуют во Франции. По ту сторону Рейна, в Германии, ситуация сложилась даже более определенная. Как и во Франции, всё та же война, всё тот же ужас и бесконечно множащиеся потери сделали невозможным продолжать смотреть на дуэли под тем же углом, что и раньше. Происходит грандиозное снижение количества людей, обвиненных по дуэльным делам в Германии в годы после войны: данные по периоду с 1920 по 1932 г. составляют всего одну треть от выкладок за отрезок времени с 1901 по 1914 г.{736}. Более того, во многих случаях после 1920 г. речь идет об «аранжированных» дуэлях или встречах в духе мензур. Например, в 1929 г. суд в Иене приговорил студента к шести месяцам заключения в крепости за убийство другого учащегося на мензуре. Националистская газета с возмущением назвала наказание «невероятно строгим», тогда как католическая «Германия» выразила сожаление по поводу того, что закон вовсе не запретил студенческие дуэли{737}.