Странники войны - Богдан Сушинский

Машина стояла на окраине хутора, у полуразрушенного дома, к порогу которого вела зеленоватая брусчатка дороги. Двое солдат чинно восседали на подгоревшем бревне посреди двора и неспешно курили. Еще один, с автоматом на коленях, пристроился на крыше кабины, а четвертый, засунув руки глубоко в карманы брюк, заглядывал — очевидно, из чистого любопытства — под капот, который водитель оставил открытым.

Беркут успел заметить над задним бортом седую голову и понял, что это и есть тот самый Зданиш, которого немцы собираются повесить на хуторе. Он-то и интересовал его больше всех.

— Что расселись, разгильдяи? — весело бросил он, заходя во двор. Арзамасцев чуть поотстал от него и еще только медленно приближался к углу дома, за которым Андрей велел ему оставаться. — Двоим из вас обер-лейтенант приказал прибыть во двор хозяина хутора. Он там, — махнул рукой, — за рощей, метров триста отсюда. Решайте, кто пойдет.

— А что ему нужно? — лениво поинтересовался один из сидевших на бревне.

Андрей не ера&у рассмотрел на нем погоны унтер-офицера.

— Спросите у него самого. Очевидно, волнуется: как бы вы не забыли, что находитесь на службе.

— Разве что... Ты-то откуда взялся?

— Сопровождаю подполковника из СД.

— Тогда понятно. Генрих, ты пойдешь! — крикнул унтер-офицер, обращаясь к тому, что сидел на кабине. — Ты, новобранец необученный, тоже. И вынь руки из карманов, когда находишься в присутствии унтер-офицера.

— Слушаюсь, господин унтер-офицер, — неохотно ответил тот, что осматривал мотор. Но руки из карманов вынимал демонстративно медленно и неохотно, что немало удивило Андрея. Он помнил, насколько суровой была дисциплина в германских частях в начале войны.

— Кстати, где тут ваш поляк?!—спросил Беркут унтер-офицера. — Для кого это там стараются, виселицу готовят? Оберштурмбаннфюрер желает лично присутствовать.

— Вот он, в кузове, — ответил тот, прокашливаясь после очередной глубокой затяжки. У него было желто-серое изможденное лицо туберкулезника, и курево уже давно не доставляло ему абсолютно никакого удовольствия. — Обер-лейтенант приказал доставить его к дому хозяина хутора?

— Относительно него приказа пока не было, — медленно проговорил Беркут, фиксируя взглядом, как двое немцев заходят за угол. И как оттуда сразу же появляется Арзамасцев. — Он что, партизан? Террорист?

— Поляк. И этого вполне достаточно, — объяснил солдат, сидевший рядом с унтер-офицером. — Одно непонятно: зачем с ним столько возиться?

— Пристрелить — куда проще, — согласился унтер-офицер. — Хотя и менее эффектно.

Автоматы лежали прислоненными к бревну по обе стороны сидящих, и Беркут сразу же подметил это. Мельком взглянув через кузов на поляка, он приблизился к немцам и, присаживаясь возле унтер-офицера, отодвинул в сторону его оружие.

— Закурить не найдется, господин унтер-офицер?

— Не найдется, — небрежно ответил тот, немало удивленный бесцеремонностью Беркута. Рядовой — и вдруг просит закурить у незнакомого унтер-офицера! — Попроси у своего оберщтурмбанн-фюрера.

— Невежливо отзываетесь об офицере СД, господин унтер-офицер.

Однако на самом деле тон унтера совершенно не интересовал лейтенанта. Кивком головы он приказал Арзамасцеву: «Подойди», подхватился уже с автоматом унтер-офицера в руке и, дотянувшись за спиной сидящих до оружия рядового, отпрыгнул назад:

— Сидеть! Руки вверх!

— Руки, сволочи! — тоже навел на них автомат Кирилл. И то, что он выкрикнул это по-русски, подействовало на немцев ошеломляюще.

— Вы... вы партизаны?! — удивленно пробормотал унтер-офицер, пытаясь оглянуться на Беркута, но тот с силой ткнул его стволом в затылок.

— Не двигаться! — Однако, услышав за спиной грохот приближающейся автоколонны, приказал: — На землю! Лицом вниз. Ползком к дому.

— О господи! — всхлипнул рядовой, первым опускаясь на колени. — Будь проклят этот обер-лейтенант с его поляком.

— Ефрейтор, подержи их в руинах. Я поинтересуюсь, что в усадьбе. Эй, Зданиш! — подскочил он к машине. — Какого черта сидишь? Ты свободен. В лес, быстро! — И, не дожидаясь, пока поляк придет в себя, бросился к усадьбе.

За углом Беркут столкнулся с Кодуром, за несколько метров от которого стояли с поднятыми руками оба немца. Их держали под прицелами трое засевших в сарае боевиков.

— Возьми еще тех двоих, что в доме, — приказал Андрей. — И всех четверых — в лес. Только быстро и тихо. Большая колонна немцев, — кивнул в сторону дороги.

— Хороший ты вояка, пан лейтенант. Тебя бы к нам.

— Уж не командиром ли? Так ведь ты свое старшинство не уступишь. Ну ладно, потом. Кто-нибудь из ваших водит машину?

— Звездослав Корбач.

— Отгони ее к лесу, — обратился к Корбачу. — И подальше. На хуторе не должно оставаться никаких следов. Жду тебя в доме.

Через несколько минут Кодур уже сидел за столом напротив Беркута. Немцев увели, машину угнали. Посреди комнаты лежали сваленные в кучу автоматы, рожки с патронами и несколько противопехотных гранат. Командир боевиков решил поделить трофей справедливо, предоставив первому взять свою часть лейтенанту Беркуту.

— О тебе и твоих людях, Кодур, мне уже кое-что известно. Точно так же, как тебе кое-что известно о нас. Да и времени на разговоры у нас немного, пора уходить к линии фронта.

— Пора — так пора.

— Я знаю, что Корбач — твой боец, поэтому сначала решил поговорить с тобой. Отпусти его, в знак нашей дружбы, на трое суток с нами. Он исходил все окрестные места. Владеет польским. Хочу просить его, чтобы стал нашим проводником. Ясное дело, постараюсь поберечь хлопца. Насколько это возможно, конечно. Я мог бы просто увести его. Но ты — командир группы. Как кадровый офицер я знаю, что такое дисциплина и какое чувство возникает у командира, когда кто-то начинает распоряжаться подчиненными без его согласия.

— А ты дипломат, холера краковска, — Кодур налил в стаканы водку, которую принес во фляге, и одну рюмку поставил перед Беркутом.

— Нет-нет, пить не буду, — твердо сказал Андрей. — По обычаям запорожских казаков, употребление спиртного во время похода каралось смертной казнью* Обычаи нужно чтить.

— Про запорожцев вспомнил, — проворчал Кодур, опустошив свою рюмку — А сам Украину большевикам продаешь. Чтобы она еще сто лет воли не видела.

— Ты что, серьезно считаешь, что, сидя за этим столом, в километре от шоссе, по которому непрерывно идут немецкие колонны, мы способны решить судьбу Украины? Нет? Тогда к чему весь этот разговор? Ты видел, во что немцы превратили Украину? Можешь пройтись со мной и убедиться. Так что, прикажешь мне помогать немцам строить виселицы для поляков? Я — солдат, Кодур. И сидим мы с тобой не просто в некоем хуторке, в хате Корбача, а в самом пекле, в самом котле войны.