Луиза Сан-Феличе. Книга 1 - Александр Дюма

Генерал спешился и подошел крестьянину, сразу догадавшись, что у этого человека дело именно к нему. Тьебо хотел было удержать Шампионне, ибо была еще свежа память об убийствах Бассвиля и Дюфо. Но генерал отстранил адъютанта и подошел к крестьянину.

— Откуда ты? — спросил он.

— С юга, — отвечал самнит.

— Пароль знаешь?

— У меня их два: Napoli и Roma 69.

— А поручение у тебя устное или письменное?

— Письменное.

И он подал генералу конверт.

— Все от того же лица?

— Не могу знать.

— Нужен ответ?

— Нет.

Шампионне вскрыл письмо; оно было написано пять дней тому назад. Он прочел:

«Раненому лучше: вчера он в первый раз встал с постели и прошелся несколько раз по комнате, опираясь на руку своей сестры милосердия. Если не будет допущено грубой неосторожности, можно поручиться за его жизнь».

— Браво! — воскликнул генерал. И снова погрузился в чтение.

«Одного из наших предали; как полагают, он заключен в форт Сант'Эльмо; за его жизнь следует опасаться, но опасаться за наше дело нечего: это благороднейший юноша, он скорее даст разрубить себя на куски, чем что-нибудь расскажет.

Король во главе армии, по слухам, выехал вчера из Сан Джермано; армия состоит из 52 000 солдат, из коих 30 000 командует сам король; 20 000 находятся под началом Мишеру; 12 000 под командованием де Дама, не считая тех, что отправятся из Гаэты под водительством генерала Назелли и с эскортом Нельсона и части английской эскадры, — они должны высадиться в Тоскане.

Армия располагает парком в сто орудий и снабжена всем необходимым.

Свобода, Равенство, Братство!

P.S. Пароль следующего посланца будет: «Святой Ангел и святой Эльм»«.

Шампионне поискал глазами крестьянина, но тот исчез; он передал письмо генералу Эбле и жестом пригласил его во дворец.

— Вот, прочитайте, — сказал он, — тут, как говорится, на все вкусы. Потом обратился к адъютанту Тьебо:

— Главное, нашему другу Сальвато Пальмиери все лучше; теперь тот, кто мне пишет — а это, наверное, врач, — ручается за его жизнь. Впрочем, они там, по-видимому, хорошо наладили связь; это уже третье письмо, которое я получаю через трех разных посланцев, и каждый раз они меняют пароль и не требуют ответа. Потом он обратился к генералу Эбле:

— Ну как? Что скажете?

— Я скажу, — ответил генерал, первым входя в большой зал, известный нам, потому что мы уже видели в нем Шампионне, рассуждающего с Макдональдом о величии и упадке римлян, — скажу, что пятьдесят две тысячи человек и сто орудий — цифры внушительные. А сколько у вас пушек?

— Девять.

— А людей?

— Тысяч одиннадцать-двенадцать, да еще Директория не нашла лучшего времени, как именно сейчас просить у меня три тысячи, чтобы подкрепить гарнизон Корфу.

— Но мне кажется, генерал, — вмешался Тьебо, — что в таких обстоятельствах, в каких мы сейчас находимся, при том, что Директории они неизвестны, вы могли бы отказаться от исполнения этого приказа.

— Гм! — усмехнулся Шампионне. — Не находите ли вы, Эбле, что в хорошей крепости, оборудованной вами, девять-десять тысяч французов смогут противостоять пятидесяти двум тысячам неаполитанцев, особенно когда ими командует генерал барон Макк?

— Знаю, генерал, для вас нет ничего невозможного, — засмеялся Эбле, — к тому же неаполитанцев я изучил даже лучше вас.

— Где же вы с ними познакомились? Ведь их пушки молчат уже полстолетия, если не считать Тулона.

— Когда я еще был в чине лейтенанта, тому назад двенадцать лет, — отвечал Эбле, — барон Салис привез меня в Неаполь вместе с Ожеро, тогда всего лишь сержантом, и с полковником де Поммерей, который так и остался в том же чине.

— А зачем вас занесло в Неаполь?

— Мы приехали, чтобы по распоряжению королевы и его превосходительства сэра Джона Актона перестроить армию по французскому образцу.

— Вы сообщаете мне дурную новость, Эбле. Если мне придется иметь дело с армией, организованной вами и Ожеро, все пойдет не так легко, как я предполагал. Принц Евгений, не зная, кто стоит во главе армии, которая выступила против него, сказал: «Если это Вильруа — я разгромлю его; если Бонфер — мы сразимся, а если Катина — он разгромит меня». Я могу сказать то же самое.

— Нет, на этот счет будьте спокойны. Не знаю, отчего поссорились господин Салис и королева, но факт тот, что месяц спустя всех нас прогнали прочь и пригласили инструкторов-австрийцев.

— Итак, вы говорите, что прожили в Неаполе месяц?

— Месяц или полтора, теперь уже точно не помню.

— Ну, тогда я спокоен. И мне понятно, почему Директория прислала ко мне именно вас. За этот месяц вы, вероятно, не теряли времени даром?

— Нет, я познакомился с городом и окрестностями.

— Не решаюсь пока утверждать, что это будет нам полезно, но как знать? А пока, Тьебо, — продолжал генерал, — так как неприятель может появиться здесь через три-четыре дня и в мои планы не входит задерживать его наступление, распорядитесь, чтобы в замке Святого Ангела дали пушечный выстрел в знак тревоги, чтобы забили тревогу во всем городе и чтобы гарнизон под командованием генерала Матьё Мориса собрался на Народной площади.

— Слушаю, генерал.

Адъютант вышел, не выказав ни малейшего удивления, с пассивной готовностью исполнить приказание, присущей офицерам, которым впоследствии суждено самим стать командирами. Но почти тотчас же он вернулся.

— Что такое? — удивился Шампионне.

— Генерал, — отвечал молодой человек, — из Сан Джермано прибыл адъютант генерала Макка и просит доложить вам о нем. По его словам, он привез важную депешу.

— Пусть войдет, пусть войдет! — сказал Шампионне. — Никогда не следует заставлять ждать наших друзей, а врагов тем более.

Молодой человек вошел; он слышал последние слова генерала и, улыбаясь, весьма изящно и вежливо поклонился, в то время как Тьебо передавал дежурному офицеру три распоряжения, которые дал Шампионне.

— От применения этого правила вашим друзьям приходилось хорошо, а врагам плохо, ваше превосходительство. Потому не обращайтесь со мной как с врагом.

Генерал двинулся ему навстречу, протянув руку:

— Под моей кровлей, сударь, нет врагов, они становятся гостями. А потому добро пожаловать, даже если под полой своего плаща вы несете мне войну.

Молодой человек еще раз поклонился и подал главнокомандующему депешу Макка.