Благовест с Амура - Станислав Федотов

Ездил по области генерал не в удобной кибитке или коляске, а как придется. В Шилкинский Завод, где строились суда для экспедиции, он для осмотра работ прибыл из Сретенска верхом с одним лишь проводником-казаком по горной тропе, чрезвычайно опасной из-за весенней распутицы. Мало того, что она пролегала среди скал, — там были места, где на узких карнизах скользили лошадиные копыта, в то время как одно стремя касалось скалы, а другое нависало над пропастью, на дне которой бурлила река, ворочающая камни. Не каждый коренной сибиряк рискнул бы ступить в это время года на такую тропу, а Муравьев прошел и, как был верхом, так и заявился на верфь, где распоряжался подполковник Назимов, командир 15-го батальона. Тысяча топоров и конопаток в руках его солдат и ссыльно-каторжных трудилась над постройкой 130 барж и плашкоутов, которые должны были принять 400 тысяч пудов различных грузов.

К приезду генерал-губернатора вся армада была практически готова. На радостях Муравьев обнял и расцеловал подполковника и его офицеров, а к собравшимся вокруг них строителям обратился с такими проникновенными словами благодарности, что толпа взревела от восторга, подняла генерала на руки и начала его качать. Умел Николай Николаевич так увлечь людей горячими речами, что они готовы были за ним идти в огонь и воду.

Довольный генерал так же верхом уехал к Усть-Каре и Куларкам, где тоже строились суда, и там его порадовала готовность плавсредств.

Во втором сплаве Муравьев учел ошибки и недостатки первого и решил разделить его на три группы, что позволяло быстрее справляться с аварийными случаями; сам генерал-губернатор пошел с первым караваном из 26 барж и плашкоутов. Вернее, собирался пойти с 26, но на пути к Усть-Стрелке многие суда сели на мели, и он решил, не дожидаясь всех, идти с имеющимися 13, а остальные отдал под начальство Сеславина.

«Ради бога, требуй порядка, — писал Муравьев из Усть-Стрелки Корсакову, — чтоб баржи равнялись в затылок и сохраняли дистанцию от 20 до 30 сажен; я на опыте вижу, как вредно отступление от порядка. Ночи иди непременно с фонарями и приучись не спать, как я теперь: сплю три часа после обеда, а потом ложусь в 4 утра до 9 часов; ночью непременно должно наблюдать своим глазом…»

Вторую часть сплава, 64 баржи, возглавлял Назимов. На нем лежала ответственность за главный груз — тяжелые крепостные орудия, предназначенные для николаевских фортов. Намучились с ними — не приведи господи! Когда тащили к Шилке по горным дорогам, впрягали по шести десятков лошадей и быков на каждую пушку; стали грузить на баржи — пушки проламывали днища. Пришлось доставать их со дна, укреплять днища барж и снова грузить. А в каждой ни много ни мало — 150 пудов!

Еще одним грузом на плечах Назимова были баржи с переселенцами. Но о них — чуть дальше.

Третий караван из 35 судов вел Корсаков. С этим рейсом шли купцы и первая научная экспедиция на Амур Сибирского отдела Императорского Русского географического общества под руководством Рихарда Карловича Маака, тридцатилетнего директора Иркутской губернской гимназии, географа и натуралиста, уже утвердившего себя на научном поприще исследованием Вилюйского края. В нее кроме Маака вошли астроном Межевой, инженер Рожков, магистр Дерптского университета Герстфельд, прапорщик корпуса топографов Зондгаген и чиновник Министерства финансов Кочетов.

Сибирскому отделу исполнилось ровно три с половиной года. 6 июня 1851 года Сенат утвердил Положение о его статусе и назначил ему ежегодную субсидию в две тысячи рублей серебром, но первое заседание состоялось 17 ноября 1851 года. Его открыл прочувствованной речью генерал-губернатор.

— Вам выпала великая честь, господа, — говорил он, обращаясь к первым десяти членам, — приобретать Сибирь для России в учено-патриотическом отношении, и приобретать ее постоянными трудами и ревностным стремлением заслужить похвалу царя и Отечества.

Деятельность отдела не входила у генерал-губернатора в число приоритетных, но ему нравилось ей покровительствовать, и он охотно поддерживал не только словами, но, по возможности, и деньгами, планы отдела по развитию Восточной Сибири, поскольку они совпадали с его собственными. Содействие Муравьева снаряжению экспедиции Маака состояло в том, что он подвигнул на ее финансирование золотопромышленника Степана Федоровича Соловьева, пожертвовавшего на цели изучения Приамурья полпуда золота.

Земли Нижнего Амура были вдоль и поперек исхожены участниками экспедиции Невельского, которые не только открывали и наносили на карту дотоле неведомые реки, горы, озера и населенные пункты, но и собирали первичные сведения по этнографии, флоре, фауне и скрытым в земле полезным ископаемым — конечно, исходя из практических задач первопроходцев и первоосвоителей. Теперь же пришла очередь истинно научных изысканий и описаний, которые, естественно, важны и сами по себе, поскольку обогащали науку, но также необходимы были для практического применения теми же переселенцами, призванными закрепить присутствие России на этих землях.

А переселенцам в этом сплаве досталось трудностей и даже бедствий, наверное, больше всех. Почти пятьсот человек разместились на 12 баржах, на каждой был свой староста. Из Кындызыка в переселенцы попали всего три семьи, но Ярофей Харитонов по единодушному признанию стал старостой на своей барже, и его судно, единственное из каравана, прошло до Мариинского поста без происшествий. Старостой его избрали и новосельцы Богородского, основанного при впадении в Амур реки Тенджи.

На нескольких баржах везли скот, а на двух — сено, 7000 пудов. Сено запасли, предполагая сплавляться с наименьшим количеством остановок, однако — не получилось. Течение Шилки этой весной было необычайно быстрым, настоящий водохлест, и столь же быстро падал уровень воды. Баржи крутило и сажало на мель с удручающей регулярностью. Гребцы на лодках с сеном, развозя его по баржам, стоящим на мели, часто не могли противостоять течению, скот оставался некормленым и начал погибать. Поэтому, выйдя с Шилки на Амур, где течение было много спокойнее, а вода выше, стали останавливаться на кормежку, выпуская скот на молодую травку. Тем не менее по приходе в Мариинское не досчитались 280 голов коров, быков и лошадей.

Но на переселенцев обрушилось еще одно, совсем уже страшное, бедствие: на пятый или шестой день плавания среди них появился тиф и, несмотря на усилия врача и двух фельдшеров, распространился по всем переселенческим судам. Казалось бы, предусмотрели всё: баржи имели крыши от дождя, хотя весна выдалась сухой и теплой; горячая мясная пища, свежие овощи, чай и порция водки были ежедневно нормой, а не исключением; старосты следили за гигиеной, — и все-таки люди болели и даже умирали. За время путешествия умерли двое — мужчина и женщина, правда, как бы взамен, родились четверо детей.

Тринадцатого июня переселенцы прибыли в Мариинский пост. Генерал-губернатор лично указал на карте места, где следовало основать русские села, но ему осмелился возразить юный Волконский:

— Ваше превосходительство, позвольте, я проеду по выбранным местам со стариками-земледельцами? Пусть они определят их пригодность для заселения и хозяйства.

— Ты не доверяешь моему выбору? — неприятно удивился Муравьев. — Я Нижний Амур уже несколько раз проехал туда и обратно.