Кровь и лед - Роберт Мазелло

«Поздравляю, Майкл, — сказал он себе мысленно. — Ты только что очень нехило сам себя поимел».

Понуро он прошел в буфет, где взял сандвич и две бутылки пива. Легкого светлого пива, невольно всколыхнувшего в памяти рекламный буклет пивоваренной компании, на котором Экерли делал свои последние записи. По случаю Рождества дядя Барни напек целый поднос печенья — имбирных человечков, украшенных розовой сахарной глазурью. Майкл взял парочку. Но дух Рождества, который в такой заснеженной стране, как Антарктида, казалось бы, должен присутствовать, как-то не ощущался. Да, они все пели на поминальной церемонии любимые песни Данцига, но с тех пор Майкл пения больше не слышал. На станции Адели по-прежнему царила атмосфера некоторой подавленности.

На обратном пути Майкл подумывал о том, чтобы заглянуть в изолятор, но прошел мимо; у него не хватило бы мужества сейчас посмотреть в лицо Элеонор, не говоря уже о том, чтобы врать про Синклера, как ему было предписано. Предстоит серьезно все обдумать, особенно в свете того, что он дезинформировал Гиллеспи. Надо просто побыть в одиночестве, один на один со своими мыслями.

В последнее время такое происходит с ним довольно часто.

То, что совсем недавно казалось пустяком, о котором он задумывался лишь краешком сознания, постепенно перерастало в навязчивую идею. Мысли Майкла постоянно возвращались к одному и тому же: что станет с Элеонор? Вечно торчать на станции Адели она не будет, это уж как пить дать. Но как и при каких обстоятельствах она покинет базу? Майклу было более чем очевидно, что девушке требуется настоящий друг, человек, которому она сможет доверять и который поможет ей адаптироваться в современном мире. Майкл вдруг поймал себя на мысли, что в роли такого друга видит именно себя, хотя никаких особых причин для этого у него вроде и нет.

Зайдя в общую душевую, он долгим взглядом посмотрел на свое осунувшееся лицо в зеркале и решил побриться. А почему бы не побриться перед сном? На Южном полюсе все шиворот-навыворот.

Но проблема заключается не только в Элеонор; в расчет приходится брать и Синклера. Эти двое захотят быть вместе. И какую роль он будет при них играть? Окончится все тем, что Майкл станет своего рода телохранителем, присматривающим за влюбленной парочкой, пока та будет привыкать к новому, во многом бесцеремонному и непонятному миру.

Борода сделалась такой жесткой, что лезвие бритвы едва продиралось сквозь заросли щетины. На щеках и подбородке проступило несколько капель крови.

Но если уж быть до конца откровенным, то на какой другой сценарий он рассчитывает? Майкл чувствовал, что в нем начали зарождаться чувства, которым в его душе не должно быть места. Он простой фотокорреспондент, черт возьми, работающий здесь по заданию редакции, и точка! Вот на этом и нужно сосредоточиться, а все остальное — лишь информационный шум в голове.

Майкл протер зеркало от пара и снова в себя всмотрелся. Глаза вроде широко открыты, но взгляд какой-то помутневший… Неужели он на грани «пучеглазости»? А волосы? Черные жесткие волосы вьются непослушными прядями и небрежно заложены за уши. Давно пора постричься… Из сауны через перегородку доносилась болтовня двух мужчин. Судя по голосам, там сидели Лоусон с Франклином. Майкл плеснул холодной воды на места порезов, затем наскоро принял душ и отправился назад в комнату.

Там он плотно закрыл шторы — Майкл никогда бы не подумал, что может так возненавидеть солнце, однако факт был налицо — и надел свежую футболку и трусы. Затем вскарабкался на верхний ярус кровати и кое-как расправил постельное белье. Дэррил, по наблюдениям Майкла, каждый день тщательно застилал постель, а вот он не видел причины утруждать себя на станции Адели тем, чем никогда не утруждал дома. Он подтянул простыню, чтобы колючее одеяло не касалось ног, и со всех сторон наглухо завесил затемняющие кроватные шторки. Подоткнув под голову поролоновую подушку, Майкл вытянулся на узкой койке и уставился в черноту.

Волосы на затылке еще были влажными, поэтому он приподнял голову и насухо их протер. Наконец закрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы расслабиться. Затем еще один, медленный и сосредоточенный. Но в голове по-прежнему гудел рой мыслей. Он представил Синклера на койке в старом продуктовом складе (чтобы его разместить, пришлось сдвинуть ящик с приправами), в окружении батарей электрокаминов, и Шарлотту, обрабатывающую ему рану на голове. Ей пришлось наложить лейтенанту шесть швов. Франклину и Лоусону было поручено дежурить на складе, сменяя друг друга каждые восемь часов. Майкл предложил свою помощь в несении вахты, однако Мерфи ответил отказом, пояснив: «Технически вы пока гражданское лицо. Так что пусть каждый занимается своим делом».

Матрас сморщился посередине, и Майкл чуть пододвинул его к стене.

Что бы там ни думал Мерфи, кому-то придется сообщить Элеонор про Синклера. Но как она отреагирует? На первый взгляд вопрос простой, но только не на взгляд Майкла. Элеонор, естественно, испытает облегчение. Радость? Возможно. А потом проявит пылкость чувств и потребует немедленной встречи с возлюбленным? Майкл не знал, принимает ли он желаемое за действительное или интуитивно на самом деле что-то понял, но он чувствовал, что в Элеонор есть нечто такое, что пугает Синклера. Из того, что Элеонор рассказала в своей поистине фантастической истории про них двоих, Майкл сделал вывод, что это лейтенант втянул ее в безумную и опасную одиссею… одиссею, которая продолжается до сих пор.

Но как бы сильно она ни любила его раньше, может ли так случиться, что в новом мире их совместному путешествию придет конец?

Майкл вспомнил брошь у нее на платье. Венера, выходящая из пены морских волн. Весьма подходяще, не правда ли? Элеонор тоже вышла из моря. К тому же она очень красива. Он невольно почувствовал себя предателем — Кристин только-только похоронили, а тут такие мысли.

Но факт остается фактом: он что-то испытывает к Элеонор. Майкл не мог этого отрицать. Как и остановить бурный поток мыслей. Лицо девушки его преследовало. Изумрудные глаза, длинные черные ресницы, пышные каштановые волосы. Бледная, как у призрака, кожа. Она казалась ему пришелицей из другого мира — по сути, так оно и было, — и Майкл очень боялся за нее в новом мире. Ему хотелось ее защитить, провести по новой жизни, спасти.

В занавешенной койке было тихо и темно, как в могиле.

Он вспомнил, как увидел ее впервые, погребенную во льду.

А потом повстречался с ней, испуганной и одинокой, в заброшенной церкви. Но даже тогда она не стала раболепствовать. Девушка сохранила достоинство и силу духа, невзирая на все страдания.

Что она там играла на пианино в комнате отдыха? Ах да, старинную печальную балладу «Барбара Аллен». В голове у Майкла звучала ее грустная мелодия.

Шторка в ногах кровати колыхнулась.

Он вспомнил, как зарделись румянцем щеки Элеонор, когда он уселся рядом с ней на банкетку. Шуршание платья с пышными рукавами, острые мысы черных туфель, нажимающие на педали…

Матрас прогнулся, как если бы на кровать надавил… дополнительный вес.