📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литератураЗлой рок. Политика катастроф - Нил Фергюсон

Злой рок. Политика катастроф - Нил Фергюсон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 125 126 127 128 129 130 131 132 133 ... 207
Перейти на страницу:
порядка, осуществляемой путем вездесущего надзора… эффективное глобальное управление [и] некий механизм наблюдения и принуждения, который позволит пресекать попытки совершения каких-либо деструктивных действий»[1585]. Это дорога в тоталитарный мир – причем технологии, позволяющие создать глобальное полицейское государство, существуют уже сейчас. Экономист Брайан Каплан сказал об этом так: «У будущего есть один особенно страшный сценарий, в котором чрезмерный страх Судного дня, став основополагающим принципом мирового правительства, мостит дорогу к непредвиденной мировой катастрофе: тоталитаризму. Те, кто призывает страны всего мира объединиться против опасностей, грозящих человечеству, должны рассмотреть возможность того, что само это объединение представляет собой еще более опасную угрозу»[1586]. А вот что говорит израильский историк Юваль Ной Харари: «…как только мы начнем полагаться на искусственный интеллект в выборе образования, места работы и супруга, человеческая жизнь перестанет быть драмой принятия решений… Теперь мы создаем прирученных людей, которые производят огромное количество данных и функционируют как высокопроизводительные чипы в машине обработки информации»[1587]. По его словам, развитие искусственного интеллекта обрекает человечество на новый тоталитаризм, делая «устаревшими» и либеральную демократию, и экономику свободного рынка. Скоро мы станем дойными коровами для данных[1588]. Но даже эта безрадостная перспектива, возможно, слишком оптимистична. Послужной список тоталитарных режимов свидетельствует, что те не только доят своих илотов, но и убивают их.

Миры-антиутопии

Всем этим потенциальным катастрофам мы можем приписать лишь нами же придуманную степень вероятности. Но как тогда их предвидеть? Лучший ответ, видимо, такой: их нужно вообразить. В течение последних двухсот лет, со времен Мэри Шелли, этим занимались писатели-фантасты. И смертоносная эпидемия – лишь одна из многих форм, которую обретал в их фантазиях конец человечества.

Антиутопии читаются как история будущего. И в этом есть явное противоречие. На самом деле независимо от того, к чему стремились авторы – высмеять, бросить вызов, высказать предостережение или просто развлечь, – воображаемые антиутопии отражали страхи своего времени, а если точнее, опасения литературной элиты. И мы, изучая научную фантастику, можем понять тревоги прошлого, которые порой сами сыграли немалую роль в истории. Рэй Брэдбери как-то сказал: «Я не предсказываю будущее. Я его предотвращаю»[1589]. Но на многие ли политические решения повлияли антиутопические фантазии? И часто ли эти решения оказывались мудрыми? Скажем, в основе политики умиротворения отчасти таился преувеличенный страх: англичане боялись, что люфтваффе может учинить в Лондоне такие же разрушения, как марсиане в романе Уэллса. Конечно, в большинстве случаев никакие кошмарные видения не склоняли политиков к принятию превентивных мер. Однако научная фантастика иногда становилась источником вдохновения. Когда пионеры Кремниевой долины пытались представить, для чего может пригодиться интернет, они часто обращались за идеями к таким писателям, как Уильям Гибсон и Нил Стивенсон. Ни одна современная дискуссия о последствиях использования искусственного интеллекта не обходится без хотя бы одной отсылки к фильмам «Космическая одиссея 2001 года» и «Терминатор». И почти в любой беседе о робототехнике упоминают рассказ Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» – или снятый по мотивам этого рассказа фильм «Бегущий по лезвию».

Теперь, когда пандемия, которой мы так долго боялись, наконец случилась – наряду с повышением уровня моря, виртуальной реальностью и по крайней мере прототипами летающих автомобилей (не говоря уже об уровне государственной слежки, который не мог привидеться Джорджу Оруэллу и в страшном сне), – мы можем вновь обратиться к научной фантастике и спросить: «Кто угадал будущее лучше всех?» Ведь правда в том, что антиутопия, по крайней мере в некотором отношении, – это наше время, а не какое-то отдаленное будущее. История грядущего заслуживает нашего внимания отчасти потому, что помогает ярче представить, в какой именно форме оно к нам явится. Прогнозы любого рода по-прежнему строятся на исторических данных. Модели, основанные на теории, могут сработать, но нам не проверить их без статистики прошлых лет. И все же очень непросто, изучая минувшее, предположить, какими окажутся предстоящие технологические перемены. Научная фантастика дает нам широкую выборку воображаемых скачков истории, о которых мы могли бы даже и не задуматься, если бы смотрели только назад.

В книге Мэри Шелли «Франкенштейн» (1818) ученый, по имени которого и назван роман, создает искусственного человека. Это первый из многих встречающихся в литературе экспериментов такого рода, обернувшихся катастрофой. Подобно Прометею, укравшему огонь, Франкенштейн покаран за свою самонадеянность. Впоследствии Шелли написала роман «Последний человек» (1826), в котором, как мы видели, пандемия убивает весь род людской, оставляя единственного выжившего. «Последний человек», с его картиной массового вымирания и обезлюдевшего мира, заслуживает права считаться первым настоящим романом-антиутопией. Коммерческого успеха он не снискал. Впрочем, к 1890-м годам Герберт Уэллс сделал жанр популярным. В своей «Машине времени» (1895) он изобразил кошмарное будущее Земли – год 802 701-й, – в котором на расу элоев, равнодушных вегетарианцев, охотятся обитатели подземелий – морлоки. Иными словами, видообразование разделило людей на две вырождающихся половины: на глупый скот и ненасытных троглодитов. Главный герой Уэллса отправляется еще дальше во времени и видит последнее дыхание жизни на умирающей планете. В «Войне миров» (1898) вторгшиеся марсиане уничтожают лондонцев при помощи оружия, жутко похожего на то, которое будет вскоре использоваться во время земных войн. Здесь род людской спасается благодаря патогену, к которому у пришельцев нет иммунитета.

В наши дни страх, связанный с антропогенным изменением климата, способствовал тому, что фоном для антиутопий стали экологические катастрофы. Роман Маргарет Этвуд «Орикс и Коростель» (2003) обращается к теме книги «Последний человек» Шелли: герой повествования, потерянный «Снежный человек», – один из немногих людей, оставшихся в живых после того, как мир был опустошен глобальным потеплением, безрассудным редактированием генов и катастрофической попыткой сократить население, повлекшей мировую эпидемию. В «Дороге» Кормака Маккарти (2006) по бесплодной пустоши бродят каннибалы. В романе Паоло Бачигалупи «Заводная» (2009) гениально сочетаются повышение уровня моря и свирепствующая инфекция, вызванная ошибками генной инженерии. У этих произведений тоже есть свои предшественники. В эпоху холодной войны перспективы климатической катастрофы были главными движущими силами как антиядерного, так и экологического движения. В произведении Невила Шюта «На берегу» (1957) обычные люди беспомощно ждут смерти, потому что к ним медленно движется радиоактивное облако – последствие ядерной войны. У Джеймса Балларда в «Затонувшем мире» (1962) повышение температуры (в нем виновата солнечная активность, а не загрязнение окружающей среды) приводит к тому, что большинство городов уходит под воду.

И, наконец, есть антиутопии, вдохновленные массовой миграцией. Например, в книге Мишеля Уэльбека «Покорность» (2015) французские левые, вместо того

1 ... 125 126 127 128 129 130 131 132 133 ... 207
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?