Ужас Данвича - Говард Филлипс Лавкрафт

Едва ли не сразу после столь печальной находки думать о северном туннеле и спуске в подземелье? Многие, наверное, обвинят нас в бездушии и назовут безумцами; но скажу, что ничего такого не пришло бы нам в голову, если бы не одно обстоятельство, круто изменившее ход наших мыслей. Снова прикрыв беднягу Гедни брезентом, мы застыли на месте, неспособные вымолвить ни слова, но тут в наше сознание проникли какие-то звуки. В последний раз мы слышали только вой ветра в заоблачных высотах, и было это до спуска в подледный лабиринт. Это были звуки хорошо знакомые и привычные, но в затерянном мире смерти настолько неуместные, что пугали больше, чем какие-нибудь дикие, невероятные шумы, – ведь они полностью переворачивали наше представление о космической гармонии.

С окружавшим нас немыслимо древним, неживым миром гармонировали бы иные, адские тоны – хотя бы нечто вроде музыкального посвистывания, которое мы, помня отчет Лейка о вскрытии, связывали с теми, другими; после того, что мы застали в лагере, стоило только завыть ветру, как мы настораживались в ожидании этого свиста. Какие звуки уместны на кладбище, где покоятся иные эпохи? Голос этих эпох. Но шум, что мы слышали сейчас, опрокидывал самые глубинные наши представления, которые никто никогда не оспаривал: убежденность в том, что глубины Антарктики – это пустыня, столь же чуждая нормальному человеческому существованию, как безжизненный диск Луны. Нет, нам слышался не свист баснословного чудовища – чудовища поразительно жизнестойкого, осквернявшего Землю на заре ее существования, а теперь разбуженного от векового сна полярным солнцем. Прозвучавшие голоса были до смешного обыденны, к ним мы привыкли и в море у Земли Виктории, и в лагере в проливе Мак-Мердо, здесь же восприняли их как нечто немыслимое и содрогнулись. Короче говоря, это были хриплые крики пингвинов.

Приглушенные звуки доносились из подледных пространств напротив коридора, по которому мы вышли наружу, – где-то там должен был находиться второй туннель, ведущий в гигантское подземелье. Водные птицы, обитающие в области, где уже не одну эпоху все погружено в мертвый сон? Этому могло быть только одно объяснение, но сначала нужно было убедиться, что мы не ослышались. Крики повторились, причем временами по нескольку сразу. Пойдя на звук, мы углубились под арку, где проход был расчищен от камней. Мы снова помечали себе путь бумагой – поеживаясь от отвращения, мы пополнили ее запас из тюка на санях.

Там, где ледяная поверхность сменилась россыпью детрита, было ясно видно, что по ней что-то волокли, а однажды Данфорту попался и четкий отпечаток – чего именно, пояснять излишне. Пингвиньи крики влекли нас как раз туда, где, согласно карте и компасу, располагался вход в северный туннель; на уровне земли и в цокольных этажах мостиков уже не было, и проход, к нашей радости, оказался свободен. Если верить карте, отверстие туннеля нужно было искать в цоколе большого строения пирамидальной формы, которое мы вроде бы видели с самолета и отметили как удивительно хорошо сохранившееся. Как обычно, наш фонарь высвечивал по дороге обильные резные украшения стен, но мы не останавливались, чтобы их разглядеть.

Внезапно впереди возникло что-то большое и белое, и мы включили второй фонарь. Сам поражаюсь тому, как, увлекшись поиском, мы забыли о своих прежних страхах. Те, другие, оставили свои запасы на круглой площадке и после разведки на берегу или в водной глубине вполне могли за ними вернуться, но мы вели себя так беспечно, словно их не существовало. Белый, неуклюже ковылявший зверь достигал в высоту шести футов, но мы ни на миг не усомнились, что к тем, другим, он не принадлежит. Те были больше и темнее и, судя по скульптурным изображениям, передвигались по суше проворно и уверенно, хотя ноги этим морским существам заменяли щупальца. И все же не скажу, что мы совсем не испугались. На миг нас охватил первобытный ужас, едва ли не сильнее прежних – рассудочных – страхов перед теми, другими. И тут же у нас отлегло от сердца: белая тень шагнула бочком в ответвление коридора по левую руку, откуда доносился призывный рокот двух таких же белых теней. Это был всего лишь пингвин, хотя и неизвестного вида, крупнее даже королевских пингвинов, причем жуткий – альбинос и практически слепой.

Когда мы последовали за птицей в боковой коридор и направили на безразличную к нам троицу свет обоих фонарей, нам стало ясно, что все они безглазые альбиносы и принадлежат к неизвестному гигантскому виду. По размерам они напомнили нам архаических пингвинов с рельефов Старцев, и скоро мы пришли к заключению, что нынешние птицы – их потомки. Очевидно, они выжили потому, что отступили в теплые недра земли; там, в вечной темноте, они утратили пигментацию и зрение, от глаз остались одни бесполезные щелки. Не приходилось сомневаться в том, что это насельники того самого обширного подземелья, которое мы разыскивали; оно было теплым и обитаемым – когда мы это осознали, у нас в головах зароились самые необычные, волнующие фантазии.

Мы не могли понять, что заставило этих трех птиц удалиться от своего привычного обиталища. Если они совершали сезонные миграции, то явно не в этот большой заброшенный город, где царила мертвая тишина; в то же время к нам пингвины проявили полное безразличие, значит, и те, другие, едва ли могли их спугнуть с места. А если те, другие, напали на птиц, чтобы пополнить свои запасы мяса? Нам не верилось, что пингвины так же, как собаки, ненавидели резкий запах Старцев: все-таки их предки, видимо, прекрасно со Старцами уживались, и эта мирная связь не прерывалась, пока последние обитали в подземелье. Досадуя, что невозможно сфотографировать этих аномальных представителей животного мира (прежний научный интерес вспыхнул в нас с новой силой), мы предоставили им горланить в свое удовольствие, а сами направились к подземной пучине, благо теперь сделалось ясно, что путь туда обозначен пингвиньими следами.

Через короткое время мы попали в длинный низкий коридор без дверей и без привычной скульптуры, который круто уходил вниз, и поняли наконец, что вход в туннель уже близок. Мы миновали еще двоих пингвинов и слышали поблизости крики других. Тут коридор кончился, и у нас захватило дух: впереди простиралось открытое пространство, внутренность полусферы, расположенной, очевидно, много ниже уровня земли; диаметр ее составлял не меньше ста футов, высота – пятьдесят. Со всех сторон полусферу прорезывали низенькие арки, и лишь в одном месте зиял, нарушая симметрию, черный сводчатый проем высотой почти пятнадцать футов. Это и был вход в бездонное подземелье.

В этой гигантской полусфере, под ее изогнутым потолком, испещренным поздней, но выразительной резьбой и похожим на небесный свод, бродили трое пингвинов; они были здесь чужаками, но это их не смущало. Черный туннель круто уходил вниз, в бесконечную даль; по краям вход был украшен гротескной резьбой. Нам показалось, что из загадочной жерловины тянуло теплым воздухом и даже просачивался пар, и мы задумались о том, что за живность, кроме пингвинов, могла таиться в бескрайних подземных пределах, в непрерывной сети ходов, пронизавших землю под исполинской горной цепью. И еще нам вспомнились курящиеся, как предполагал бедняга Лейк, вершины и странная дымка, которую мы сами замечали в местах, где к склонам лепились выступы-бастионы: могло быть так, что это выходил извилистыми ходами на поверхность пар из неведомых областей земной коры.