Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории - Егор Гайдар

Начавшийся в 1992 году– на третий год после размораживания цен в Польше, начала систематических реформ – экономический рост, а также масштабы падения производства и длительность этого периода во всех восточноевропейских постсоциалистических странах, приступивших к систематическому реформированию своих экономик позже поляков, подорвали в 1992–1994 годах популярность градуалистских объяснений и соответствующих экономико-политических рецептов[955]. А динамичность польского экономического роста к концу 1990‑х годов и вовсе вывела из моды гипотезы, связывающие падение производства с польской “шоковой терапией”[956]. В Польше, первой из постсоциалистических стран, экономический рост возобновился в 1992 году, в Чешской Республике – в 1993 году. В 1995 году ВВП Польши, Чехии, Словакии рос темпами 6–7 % в год. В последнее время сторонники градуализма все больше апеллируют к постепенности самих преобразований в Польше, опираясь при этом на относительно невысокие темпы приватизации крупной промышленности[957]. Но в одном отношении польский опыт задал неявно выраженную, но существенную константу представлений о постсоциалистическом переходе: при адекватной экономической политике 3–4 года – необходимый и достаточный срок, чтобы выбраться из постсоциалистической рецессии и восстановить экономический рост[958]. Развитие событий в постсоциалистических странах Восточной Европы подтвердило справедливость этой константы[959].

Если в начале 1990‑х годов в анализ экономических преобразований закладывалась нулевая или близкая к ней продолжительность постсоциалистической рецессии, то к их середине восстановительный экономический рост после 3–4 годов спада стал важнейшим критерием успеха или неуспеха преобразований. Именно с таким сроком, заданным опытом восточноевропейских государств, сравнивали время, потребовавшееся для начала экономического подъема в разных странах. Отсутствие роста после 3–4 лет трансформационной рецессии в России, на Украине, в Казахстане легло в основу распространенного в 1998–1999 годах представления о радикальном отличии экономического развития в Восточной Европе и Балтии, с одной стороны, и большей части постсоветского пространства – с другой, о разных траекториях, по которым пошли экономики этих стран[960].