Барселона. Проклятая земля - Хуан Франсиско Феррандис

Церковники выстроились в ряды и вышли на площадь. Вокруг епископа в порядке иерархии шествовали каноники, церковные судьи, архидиакон, диаконы и хор. Торжественность построения придаст историческому моменту особую символичность: Фродоин знал, как управлять чувствами своих прихожан, как добиться, чтобы fideles видели в своем пастыре надежного предводителя.

С одной стороны на площади стояли чиновники во главе с Асториусом: викарий, судьи, члены трибунала и совет boni homines. По другую сторону собралась знать: здесь была Года, здесь была Берта Орлеанская, которую Изембард навещал, когда выкраивал время, и выпирающий живот дамы определенно свидетельствовал о беременности. Позади стояли ремесленники, торговцы и свободные крестьяне – среди них и Элизия с Гали, пришедшие в сопровождении слуг. А позади всех толпились самые бедные жители города и незнатные чужеземцы – им осталось место только на прилегающих к площади улицах.

Епископ призвал к тишине и заговорил раскатистым голосом:

– Я регулярно отправляю письма ко двору, чтобы сообщить о положении в епархии и о неустанных трудах капитана, missus dominicus Изембарда Второго из Тенеса и Вторых Рыцарей Марки. – Фродоин широко раскинул руки, призывая всех собравшихся перед собором разделить его чувства. – Они, не жалея сил, организовали линию обороны – это заслуга Изембарда, а также графа Гифре Уржельского и его брата Миро Конфлентского. Всем вам известно, что башни и заставы, выстроенные по берегам Льобрегата, Карденера и Сегре, доказали свою полезность и остановили происки сарацин, не желавших, чтобы ничейная земля заселялась христианами. В Уржель приходят новые переселенцы, и в плодородных долинах Осоны уже появились возделанные поля, хутора и монашеские скиты, подчиненные большим обителям. Многие способствовали этому успеху – и те, кто позволил своим сыновьям присоединиться к силам Рыцарей Марки, и те, кто, как Года из Барселоны, члены совета boni homines и некоторые еврейские семьи, предоставили рыцарям займы и ренты. Вот только Бернат из Готии, кажется, предпочитает собирать богатства и новые земли под боком у Бозонидов.

По площади прокатился гул одобрения. И только Асториус, группа приближенных к Бернату дворян и чиновники-франки поджали губы. С годами епископ становился слишком дерзок.

– И все-таки Марка до сих пор остается землей отделенной и опасной, – продолжал вещать Фродоин. – Мы и сейчас ощущаем себя брошенными, но теперь государь явил нам свою милость. Сегодня я собрал всех вас, чтобы каждому рассказать, что наш король Карл Лысый пожелал выразить барселонцам свою благодарность!

Архидиакон, перекрестившись, предъявил собравшимся пергамент с императорским орлом. Рядом с церковниками появился Жудакот, еврейский купец, объезжавший с товаром всю Готию и другие части королевства. Жудакот пользовался доверием при дворе, и ему часто поручали доставку важных писем. Клирик поставленным голосом зачитал послание, адресованное всем барселонцам:

– «Dirigo ad Frodoynum, episcopum, libras decem de argento ad suam ecclesiam reparare»[46].

Король передавал городу десять либр серебра на обустройство собора и благодарил барселонцев за верность. В толпе принялись подсчитывать: сумма равнялась двум тысячам серебряных денариев. С таким богатством новый собор наконец будет завершен после почти тридцати лет медленной работы и долгих проволочек. Барселона ликовала от всего сердца. Фродоин оглядел толпу и отыскал тех священников, что не примкнули к его клиру. Кроме прочего, он праздновал победу над приверженцами мосарабского ритуала. Господь был на его стороне.

Жудакот поставил к ногам прелата сундук с металлической клепкой. Там лежало серебро, оно будет переплавлено в монеты барселонской чеканки. А потом начался праздник с музыкой и танцами на узких улицах. Фродоину хотелось, чтобы щедрый поступок короля запечатлелся в памяти всего города. Благодаря дару монарха он завершит свой долгожданный труд. Карл отметил его среди всех других епископов, и Фродоин до сих пор не мог прийти в себя от радости.

В «Миракле» жизнь била ключом. Жители Бадалоны и других близлежащих городков пришли в столицу по зову своего пастыря, и остановка в таверне была для них обязательной частью праздника. К этой суете добавлялись приготовления к свадьбе, которая должна была состояться в сентябре. Дочь Годы Арженсия и Эрмемир собирались наконец-то вступить в брак, и дама заказала хозяйке «Миракля» самое роскошное пиршество, какого еще не бывало в городе. Года не выносила шуточек по поводу ее дочери и юного рыбака и собиралась покончить с ними при помощи невиданного расточительства. Бок о бок со своим дворцом она возводила новый, который вполне мог соперничать с дворцами графа и епископа. Богачка скупала шелковые ткани и предметы роскоши, которые привозили в Барселону купцы, и ей все казалось недостаточно: в день бракосочетания она намеревалась окончательно сбить спесь с высокомерных аристократов. Пусть все запомнят, как начинался род Арженсии!

Предусмотрительная Элизия запасала фруктовые компоты и жарила миндаль, который пойдет в халву. Все, что может храниться, следовало приготовить заранее. Измученная хлопотами хозяйка пошла в дровяной сарай. Ей нравилось жарить каждое мясное блюдо на древесине особой породы – такая привередливость приводила слуг в отчаяние, зато великое усердие Элизии во всех хозяйственных вопросах поддерживало славу ее гостиницы.

За спиной у Элизии возникла тень; женщина вздрогнула. Она позволила сильным рукам обхватить ее за талию, а горячим губам прочертить дорожку на ее шее, так что по коже побежали мурашки. Элизия закрыла глаза, повернулась и жадно поцеловала Изембарда. Они не могли ничего с этим поделать. Время от времени рыцарь возвращался в Барселону, чтобы переговорить с епископом и проведать жену, которая уже перебралась в хороший дом возле зданий епископата.

Элизия с Изембардом любили друг друга с тех пор, когда они были наивными и юными путниками на дороге с неведомым концом. Несмотря на разделявшую их пропасть, они позволяли долгим взглядам и скоротечным свиданиям вести себя к тому, что было для них важнее всего.

Изембард терзался, обманывая нежную Берту, но на тревожной границе его жизнь всегда находилась под ударом и каждый день мог оказаться последним. Его любовь к Элизии не знала пределов. Несмотря ни на что, только с ней он ощущал полноту жизни.

Элизия разрешила ему снова войти в ее опустошенное сердце. Она как будто вновь встретила весну и зазеленела. С Изембардом она забывала про Гали и про все разочарования, которые он ей доставил. Она знала, что ее любимый однажды уедет в Орлеан, и хотела забрать у отпущенного им времени всё, прежде чем ее сердце снова иссохнет – быть может, навсегда.

Любовники шутили и смеялись, позабыв об оковах своих обязательств. Изембард высоко задрал ее линялую тунику и повалил женщину на рыхлое сено в хлеву. Мир вокруг них замер, и они предались любви, сдерживая стоны, а потом переговаривались шепотом, в котором никогда не звучали обещания.