Тайные убийцы - Роберт Уилсон

— Я слушаю, — произнес Зарриас.

— Она не сможет простить того, как ты разговаривал с ней в то утро, когда вы уже запланировали взрыв бомбы, а она еще не успела продать свою недвижимость.

Рабат

9 июня 2006 года, пятница, 08.45

Якоб был в библиотеке общинного дома в медине, когда за ним пришли. Без всякого предупреждения вокруг него внезапно возникли четверо мужчин. Они надели ему на голову черный колпак и пластиковыми наручниками сковали ему руки сзади. Никто не произнес ни слова. Они провели его через дом и вывели на улицу, а потом бросили на пол в задней части машины. Следом в машину сели три человека, поставив ноги на его лежащее навзничь тело. Машина тронулась с места.

Они ехали не один час. На полу было неудобно, но они, по крайней мере, двигались по асфальту. Якоб обуздывал страх, уверяя себя, что происходящее — часть обряда посвящения. Через несколько часов они съехали с хорошей дороги и начали пробираться вверх по какому-то изрытому колдобинами проселку. Было жарко. Кондиционера в машине не было. Окна были открыты. Видимо, было пыльно: он чувствовал запах даже под колпаком. Машина целый час карабкалась вверх и ныряла вниз, пока наконец не замерла. Послышался звук передергивания винтовочного затвора, и повисла напряженная тишина, словно каждое лицо в машине подвергалось тщательному осмотру. Им разрешили двигаться дальше.

Автомобиль ехал еще полчаса, потом снова остановился. Дверцы открыли, Якоба выволокли наружу, при этом он потерял свои барбуши. Они пробежали с ним по какой-то каменистой почве так быстро, что он споткнулся. Не обращая внимания на то, что он лишился обуви, они тащили его дальше. Открылась дверь. Его провели по утоптанному земляному полу. Затем — несколько ступенек вниз. Еще одна дверь. Его швырнули к стене. Он упал на пол. Дверь захлопнулась. Шаги удалились. Сквозь плотную материю колпака не проникал свет. Он изо всех сил вслушивался и наконец различил звук, который, похоже, раздавался не в этой комнате. Звук исходил из горла мужчины, который хватал ртом воздух и стонал, словно от сильной боли. Он позвал этого человека, но в ответ голос затих, слышались лишь слабые всхлипывания.

От звука приближающихся шагов у Якоба сильнее забилось сердце. Когда открылась дверь, у него пересохло во рту. Казалось, комната наполнилась людьми. Все они кричали, все толкали его. Из соседней комнаты донесся вопль и потом умоляющий мужской голос. Они подхватили Якоба, держа его лицом вниз, и поднялись с ним вверх по лестнице, вышли наружу, двинулись по неровной поверхности. Потом они бросили его наземь и отошли. Тот, кто был там, внизу, в камере, теперь оказался здесь, снаружи, рядом с ним, и кричал от боли. Рядом с ухом Якоба клацнул затвор. Якобу подняли голову, сняли колпак. Он увидел ступни мужчины, распухшие и кровоточащие. Якоба схватили сзади за волосы, так что его взгляд был направлен прямо на человека, лежащего перед ним. Выстрел, громкий и близкий. Голова человека дернулась, выплеснулся мозг. Окровавленные ступни вздрогнули. Якобу снова надели колпак. Сзади ему приставили к шее дуло пистолета. Сердце колотилось у него в ушах, глаза были плотно зажмурены. Позади щелкнул курок.

Они снова подхватили его. Теперь они, казалось, обращаются с ним мягче. Они увели его. На сей раз — без всякой спешки. Его привели в дом, дали стул, чтобы он на него сел. С него сняли пластиковые наручники и черный колпак. Пот градом лился по его шее, затекая под воротник джеллабы. Мальчик поставил его барбуши у его ног. Ему налили стакан мятного чая. Он был настолько растерян, что не мог даже по-настоящему увидеть лица окружавших его, до того как они вышли из комнаты. Потом он опустил голову на стол, глотнул ртом воздух и заплакал.

Под колпаком его глаза привыкли к темноте, и он смог многое различить в темной комнате. В углу стояла узкая кровать. Одна стена была сплошь заставлена книгами. Все окна были закрыты ставнями. Он отхлебнул чай. Пульс снова замедлился, стал меньше ста ударов в минуту. Горло, сдавленное истерикой, расслабилось. Он подошел к книгам и стал по очереди изучать заглавия. Большинство из них были об архитектуре и инженерном деле: тома, посвященные подробному описанию зданий и механизмов. Имелись тут даже автомобильные руководства, толстые заводские инструкции с чертежами полноприводных транспортных средств. Все книги были на французском, английском и немецком. По-арабски были только восемь томов поэзии. Он сел обратно.

Вошли двое мужчин и оказали ему довольно официальный, но теплый прием. Один назвался Мохамедом, другой — Абу. За ними появился мальчик, несший поднос с чаем, стаканами и тарелкой лепешек. У обоих мужчин была большая борода, на каждом был темно-коричневый бурнус и армейские ботинки. Они сели за стол. Мальчик разлил всем чай и ушел. Абу и Мохамед внимательно разглядывали Якоба.

— Обычно это не входит в процедуру инициации, — произнес Мохамед.

— Член нашего совета счел, что ты представляешь особый случай, — добавил Абу, — потому что у тебя много внешних связей.

— Он решил, что у тебя не должно оставаться никаких сомнений относительно наказания за предательство.

— Мы с ним не согласились, — сказал Абу. — Мы подумали, что для человека, который носит фамилию Абдуллы Диури, такие демонстрации излишни.

Якоб понял, с каким почтением здесь относятся к его отцу. Налили и выпили еще немного чая. Разломили и раздали хлеб.

— В среду тебя посещал друг, — произнес Мохамед.

— Хавьер Фалькон, — сказал Якоб.

— Что он хотел с тобой обсудить?

— Он расследует взрыв в Севилье, — ответил Якоб.

— Мы знаем о нем все, — заметил Абу. — Мы просто хотим знать, что вы обсуждали.

— Испанская разведка попросила его обратиться ко мне от их имени, — сказал Якоб. — Он интересовался, не желаю ли я стать их источником.

— И что ты ему ответил?

— То же самое, что я отвечал американцам и британцам, когда они обращались ко мне с такими же предложениями, — проговорил Якоб. — Вот почему сегодня я здесь.

— И почему?

— Отвергнув предложения всех этих людей, которые унижали меня, суля деньги за мои услуги, я понял, что мне пора показать свою решимость и самому сделать шаг. Если я уверен, что я не с ними, из этого следует, что я с кем-то еще. Я отказал им, потому что это было бы самое непростительное предательство всего, за что боролся мой отец. А если так, я сам должен был выступить за то, во что он верил, и против того нравственного разложения, которое он так презирал. Поэтому, когда уехал мой друг, я сразу же отправился в мечеть в Сале и дал понять, что хочу помогать, делая все, что в моих силах.

— Ты по-прежнему считаешь Хавьера Фалькона своим другом?

— Да, считаю. Он действовал не от своего имени. Я по-прежнему считаю его честным человеком.

— Мы с интересом следили за взрывом в Севилье и его последствиями, — проговорил Мохамед. — Как ты, должно быть, понял, это сильно нарушило один из наших планов, и он потребовал серьезного пересмотра. Как мы понимаем, этой ночью было сделано несколько арестов. Задержали трех человек. Все они — члены политической партии «Фуэрса Андалусия», которая исповедует антиисламские взгляды: на их основе она хочет строить региональную политику. Мы давно и пристально за ними наблюдаем. Недавно они избрали нового лидера, о нем нам мало известно. Но мы знаем, что этих трех человек арестовали по подозрению в убийстве. Думают, что они убили отступника и предателя Татеба Хассани. Нас это не интересует, как не интересуют нас и эти три человека: мы считаем их незначительными фигурами. Мы хотим знать — и мы думаем, что твой друг Хавьер Фалькон сумеет помочь, — кто отдал приказ взорвать мечеть?