Ложная память - Дин Кунц

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 125 126 127 128 129 130 131 132 133 ... 206
Перейти на страницу:

Конечно, он был не настолько захвачен паранойей, чтобы считать, что Ариман смог установить контроль над сознанием каждого сотрудника клиники и обратил всех в своих нерассуждающих рабов, тем не менее они с Марти шли украдкой, на цыпочках, словно пробирались по вражеской территории.

Первая комната выходила в длинный коридор, упиравшийся в небольшой зал, где была пара дверей, за которыми, по всей вероятности, находился вестибюль. По сторонам коридора находились служебные и складские помещения, а также, возможно, кухня.

Никого не было видно, лишь издалека доносились голоса двоих человек, говоривших не на английском, а на каком-то незнакомом, вероятно, азиатском языке. Голоса были нереальными, словно долетали не из одного из находившихся впереди помещений, а вырвались из-за занавеса, отделявшего этот мир от иного, странного пространства.

Не доходя до приемного покоя, Марти увидела справа дверь с табличкой «ЛЕСТНИЦА», и, в лучших традициях реализма минувшего тысячелетия, за дверью действительно оказалась лестница.

* * *

Марк Ариман был одет в простой темно-серый с буроватым оттенком костюм, белую рубашку с расстегнутым воротником и синий в желтую полоску незатянутый галстук, без платочка в кармане. Свои густые волосы, растрепанные ветром, он, войдя в вестибюль клиники «Новая жизнь», небрежно пригладил ладонью. Это придавало ему облик преданного своему делу врача, чьи вечера принадлежали не ему, а его пациентам.

На месте охранника сидел Уолли Кларк, пухлый, с ямочками на щеках, улыбающийся и розовый, но при этом вид у него был такой, будто он ожидал, что его вот-вот закопают в песок, разожгут сверху костер и приготовят из него луау[48].

— Доктор Ариман! — воскликнул Уолли, когда тот с черным медицинским чемоданчиком в руке деловито шагал по вестибюлю. — Нет отдыха усталому?

— На самом деле говорится: «Нет отдыха злодею», — поправил доктор.

Уолли торопливо хихикнул в ответ на эту шутку, которой знаменитый доктор поставил простого охранника на один уровень с собою.

Внутренне улыбнувшись, Ариман представил себе, во что превратилось бы хихиканье охранника, доведись ему увидеть некий сосуд, в котором плавает пара знаменитых глаз.

— Но достоинство целителя стоит куда больше пропущенного обеда, — сказал он вслух.

— Как прекрасно было бы, разделяй все доктора ваше отношение к делу, сэр! — восхитился Уолли.

— О, я уверен, что большинство так и делает, — великодушно сказал Ариман, нажимая на кнопку вызова лифта. — Но я должен согласиться, что нет ничего хуже, чем представитель медицинской профессии, который больше не думает о людях, а просто по инерции занимается рутинной работой. Если радость, которую я получаю от этой работы, когда-либо оставит меня, Уолли, то надеюсь, мне хватит здравого смысла, чтобы сменить профессию.

Двери лифта почти бесшумно разошлись.

— Надеюсь, что этот день никогда не наступит. Вашим пациентам будет ужасно не хватать вас, доктор.

— Ну что ж, значит, перед тем, как сменить профессию, я должен буду всех их убить.

— Ну и насмешили вы меня, — захлебываясь от смеха, сказал Уолли.

— Обороняйте дверь от нашествия варваров, — величественно сказал Ариман, вступая в лифт.

— Положитесь на меня, сэр.

За те несколько секунд, которые занял подъем на второй этаж, доктор успел пожалеть, что ночь прохладна. При более теплой погоде он мог войти в клинику в пиджаке, небрежно накинутом на одно плечо, с засученными рукавами сорочки. Так он смог бы создать тот же самый желаемый образ, почти полностью избежав диалога.

Если бы он выбрал для своей карьеры кино, то, он был полностью уверен, получил бы не простую известность, но всемирную славу. На него непрерывно сыпались бы различного рода премии и награды. Поначалу, конечно, шли бы разговорчики о кумовстве, отцовских связях, но его талант в конечном счете заставил бы замолчать пустобрехов.

Но дело было в том, что Ариман происходил из высших голливудских кругов, вырос среди съемочных площадок и не видел в кинопромышленности ни малейшей романтики. Точно так же сыну самого кровавого диктатора «третьего мира» могли навсегда прискучить самые умелые истязания в прекрасно оборудованных пыточных камерах и зрелище массовых казней.

Кроме того, известность кинозвезды и связанная с нею потеря анонимности позволили бы ему проявлять свои садистские наклонности только по отношению к съемочным группам, дорогостоящим девочкам по вызову, обслуживавшим самых эксцентричных жрецов целлулоидной пленки, а также молодым актрисам, достаточно неизвестным для того, чтобы допустить издевательства над собою. Доктор никогда не удовлетворился бы такими примитивными победами.

Динь! Лифт остановился на втором этаже.

* * *

На втором этаже Дасти и Марти, осторожно поднявшихся по вспомогательной лестнице, ожидала удача. Почти в сотне футов оттуда, в хорошо освещенном главном коридоре, находился сестринский пост, где дежурили две женщины, но ни одной из них, конечно, не могло прийти в голову посмотреть в сторону лестницы, которой в это время суток никто не пользовался. Палата Скита находилась неподалеку, и они пробрались туда незамеченными.

Комнату освещал один только телевизор. По экрану прыгали фигурки копов и грабителей, и вместе с ними по стенам переливались бледные пятна света.

Скит сидел на кровати, откинувшись, как турецкий паша, на груду подушек, и пил через соломинку из бутылки ванильный «Йу-ху». Увидев гостей, он пустил в бутылку массу пузырей, словно протрубил в сигнальный рог, и радостно приветствовал их.

Марти сразу же подошла к кровати, чтобы обнять и поцеловать Скита в щеку. Дасти с широкой улыбкой пожелал доброго вечера Жасмине Эрнандес, чьей постоянной обязанностью был надзор за больными, совершившими попытки самоубийств, и открыл небольшой шкаф.

Когда Дасти выпрямился, держа в руке чемодан Скита, медсестра Эрнандес поднялась из кресла и демонстративно посмотрела на светящийся циферблат своих наручных часов.

— Время посещений уже закончилось.

— Да, правильно, но мы пришли не для посещения, — сказал Дасти.

— У нас сложная ситуация, — поддержала его Марти. Одновременно она отобрала у Скита бутылку с напитком и заставила его пересесть на край кровати.

— Кое-кто заболел, — добавил Дасти.

— И кто же? — поинтересовался Скит.

— Матушка, — ответил Дасти.

— Чья матушка? — спросил Скит. Он явно не мог поверить своим ушам.

Клодетта больна? Клодетта, которая выбрала ему в отцы Холдена Колфилда, а потом в отчимы — Дерека Гада Лэмптона? Эта женщина, обладающая красотой и холодным безразличием богини? Эта возлюбленная третьеразрядных ученых? Эта муза романистов, не желающих находить смысла в письменной речи, пошлых психологов, презирающих человеческий род? Клодетта, непримиримая экзистенциалистка, неприкрыто плюющая на все правила и законы, не признающая никаких определений действительности, которые не начинались с нее самой? Как могло это незыблемое и, очевидно, бессмертное существо стать жертвой хоть чего-то в этом мире?

1 ... 125 126 127 128 129 130 131 132 133 ... 206
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?